Даниил Краминов - Сумерки в полдень

Вновь миновав Бранденбургские ворота, Антон свернул на Вильгельмштрассе, прошел под окнами английского посольства и остановился напротив имперской канцелярии. Окна были завешены; огромные, обитые медными листами ворота наглухо закрыты, словно за ними остановилась жизнь; балкон, с которого Гитлер совсем недавно приветствовал войска, направлявшиеся к чехословацкой границе, одиноко и неуклюже прилепился возле занавешенной стеклянной двери. Антон вспомнил, как Елене хотелось попасть сюда в их первый день в Берлине и как Хэмпсон напугал ее эсэсовцами, заставлявшими вскидывать руки в нацистском салюте и кричать «Хайль Гитлер!». Втроем они отправились на пароходе-ресторане по Шпрее и каналам за город, и подвыпивший Хэмпсон восторженно расхваливал «бриллиантного дипломата» Гендерсона, хотя и не соглашался с ним, что беззаконие сверху лучше беспорядка снизу.

«Прошло всего лишь восемь недель, — вспоминал Антон, уходя от имперской канцелярии. — Как мало времени минуло и как много изменилось! И не только обстановка, но и люди. Наивная восторженность, с какой относился Хэмпсон к послу, сменилась неприязнью, а потом ненавистью. Володя возмужал, хотя ему исполнилось только тридцать два года, стал строже, осторожнее, сдержаннее, словно оделся профессиональным дипломатическим панцирем. Новое появилось и в поведении Двинского: он продолжал носить кольца и перстни на коротких толстых пальцах, но уже не любовался ими: просто не замечал их, а в словах и жестах все чаще прорывалась необычная для него раздражительность».

Антон вернулся в «Наследный принц», благо время подвигалось к обеду. Он разделся в номере и спустился в шпайзециммер, заранее ощущая во рту вкус неизменного супа из бычьих хвостов. Антон заказывал обед знакомой официантке, когда вдруг рядом со столом вырос Пятов.

— Подождите, пожалуйста, — сказал он официантке. — Господин не будет у вас обедать.

— О-о-о! — удивленно воскликнула официантка, ее пухлые, ярко накрашенные губы округлились. Она сердито перечеркнула карандашиком заказ и, повернувшись к ним широкой спиной, негодующе удалилась.

— Что ты надумал? — удивленно спросил Антон.

— Это не я надумал, — ответил Володя, крепко взяв Антона под локоть и направляя его к двери. — Это Юрген. Он хочет пообедать с тобой. Вечером он будет занят, а завтра уезжает в Судеты. Там же теперь все «шишки» режима.

Антон поднялся в номер, надел пальто, и через несколько минут друзья покинули «Наследного принца».

На соседней, более оживленной улице они взяли такси. Услышав, что нужно ехать на Курфюрстендамм, шофер козырнул и сказал «яволь». Антон снова увидел Аллею Побед, парк по обе стороны ее, потом знаменитую своими роскошными магазинами и богатыми домами Курфюрстендамм.

Машина остановилась перед рестораном, над входом в который нависал большой стеклянный карниз. Один швейцар в ливрее поспешно открыл дверцу машины, выпуская их, а другой отворил широкие двойные двери ресторана и поклонился: «Добрый день, господа!» В просторном вестибюле, с коврами на полу и с зеркалами в простенках, друзей встретили лакеи, услужливо принявшие пальто и шляпы. Через стеклянные двери Володя и Антон вошли в зал и остановились, осматривая стены, украшенные гобеленами, огромные зеркала, хрустальные люстры, тускло блестевшие в полудневном свете.

— Он там, — Володя кивнул в глубину зала.

— Не опасно встречаться здесь, у всех на виду? — тихо спросил Антон.

— Именно на виду у всех и следует встречаться, — так же тихо ответил Володя. — Этот ресторан вне подозрений. Да к тому же гестаповцам сейчас не до берлинских ресторанов, они заняты охотой на противников режима в захваченных чехословацких землях.

Юрген, сидевший за столом в самом углу зала, поднялся, увидев их, и приветственно помахал рукой. Володя ответил таким же дружеским жестом. Юрген не сводил светло-голубых улыбающихся глаз с друзей. Морщинки под глазами собрались в смешливые лучики, но губы были крепко сжаты, отчего волевой подбородок выделялся особенно заметно. По этим, будто закаменевшим, губам Антон понял, что Юрген чем-то раздражен.

— Здравствуйте! — Юрген протянул руку. — Садитесь! Я жду вас… — Опустившись в свое кресло, он наклонился сначала к Антону, сказал, что рад видеть его вновь живым и здоровым, потом скупо улыбнулся Володе. — А тебе я рад всегда.