Даниил Краминов - Сумерки в полдень

— Ну рассказывайте, рассказывайте.

Антон торопливо рассказал о поездке в Кливден и разговоре в гостиной дворца, следя за Грачом с нарастающей тревогой. Сначала тот слушал его с кривой усмешкой, потом жестко сложил тонкие губы, которые вскоре вытянулись, выражая пренебрежение. Губы подобрались, когда Антон кончил, но жесткая складка, образованная ими по краям рта, осталась, угрожающе затвердев.

— Пишите объяснение! — коротко приказал Грач.

— Какое объяснение, Виталий Савельевич?

— Не понимаете? Или опять разыгрываете простачка-дурачка?

— Действительно, не понимаю, — признался Антон. — Что я должен объяснять?

— Все надо объяснить, — жестко проговорил Грач. — Все! Почему поехали в Кливден с беляком Луговым, несмотря на запрещение Льва Ионовича встречаться с ним. И почему пошли во дворец Асторов. И зачем вступили в разговор с сыном хозяйки, а затем в спор с самой хозяйкой.

— Но ведь все это случайно, — оправдывался Антон. — Все случайно, кроме согласия поехать с Луговым-Аргусом. Но, когда я садился в его машину, у меня и мысли не было, что окажусь в Кливдене и встречусь с его хозяевами.

— Случайно может быть раз, — холодно объяснил Грач. — Когда повторяется, как у вас, то это уже не случайно, а намеренно.

— Не было у меня намерения встречаться с Луговым, а тем более ехать с ним в Кливден! — горячо возразил Антон. — Хотя, честно говоря, меня интересовала «кливденская клика», и я доволен, что увидел врага вблизи.

— Вот! Вот! Вот! — почти обрадованно вскричал Грач, будто нашел или поймал то, что хотел найти или поймать. — Вот и объясните все это.

— Хорошо, Виталий Савельевич, — согласился Антон. — Объясню.

— Объясните! Объясните! — повторил громко Грач и, понизив голос, зло добавил: — И еще объясните, почему взяли на себя роль письмоносца между англичанами сомнительного поведения и женами советских дипломатов.

— Каких англичан сомнительного поведения?

— Ах, вы и этого не знаете? Или не помните? — издевательски спросил Грач.

— Это я знаю и помню, — признался Антон, вспомнив о письме Хэмпсона Елене, и, покраснев, быстро пообещал: — Хорошо, объясню и это.

Однако, едва Антон поднялся, Грач остановил его и, пряча сверкание глаз под опущенными веками, сказал:

— О письме не надо. С Еленой я сам разберусь.

В своей комнате Антон долго сидел над листом чистой бумаги, не зная, что писать. Решив наконец, что оправдываться ему не в чем, он коротко изложил встречу с Луговым-Аргусом в соборе св. Павла и мотивы, заставившие Антона сесть в машину и поехать с журналистом за город. Все остальное было случайным следствием этой ошибки. Он занес было объяснение Грачу, но того в комнате не оказалось, и потому оставил листок на столе. Вернувшись в свою комнату, стал ждать, когда его вызовут Грач или Андрей Петрович, голос которого он слышал в вестибюле. Они были заняты своими делами, и Антон ушел из полпредства, сказав Краюхину, что будет весь вечер в отеле и, если потребуется, пусть привратник позвонит ему.

В тот вечер он не потребовался, но уже утром на другой день Грач, встретив его в вестибюле, подчеркнуто вежливо, но сухо попросил не уходить из полпредства: предстоит разговор с советником. И вскоре Антона пригласили к Андрею Петровичу.

В кабинете советника он застал не только Грача, но и Ракитинского, который торопливо дочитывал отчет Антона о прениях. На столе перед Андреем Петровичем лежал листок бумаги: видимо, вчерашнее объяснение Антона. Он сел, как обычно, в углу, но советник жестом подозвал его поближе, показав на свободный стул у столика. Отодвинув листок с объяснением, он взял у Ракитинского отчет и, найдя нужную страницу, поднял глаза на Антона.

— Можете повторить разговор об Украине, который слышали в Кливдене? — спросил он.

Антон повторил, добавив, что обещание двинуть на помощь Гитлеру «молчаливые армии, которые никогда не гибнут», было встречено с ухмылкой удовлетворения почти всеми, кто присутствовал в гостиной кливденского дворца.

— А как проверить, что это не сочинительство? — недоверчиво произнес Грач, глядя прищуренными глазами в окно.

Советник в недоумении пожал плечами: рассказ не поддавался проверке.

— У нас нет оснований не верить тому, что сообщил Карзанов, — неторопливо заметил Ракитинский. — Норвуд встретил меня вчера словами: «Ну, мистер Ракитинский, наши неприятности остались позади, ваши неприятности только начинаются». — «Какие неприятности, сэр Норвуд?» — спросил я. Он многозначительно усмехнулся: «Гитлеру открыли дорогу на Украину, и он, как доносит Гендерсон, намерен воспользоваться ею в ближайшие месяцы, поэтому посол советует правительству не делать и даже не говорить ничего, что могло бы помешать этим намерениям».