Лугов-Аргус вел машину уверенно, но, разговаривая с Антоном, не отрывал глаз от мостовой. Он умело обгонял другие машины, плавно тормозил перед светофорами и бросал «ягуар» с большой скоростью вперед, когда перед ним открывалась ровная, прямая и пустынная дорога.
Заинтересованный его словами о разладе и раздорах в правительственной верхушке, Антон попытался вернуться к началу их разговора, как только они тронулись в путь после очередного светофора.
— Дафф Купер, первый лорд адмиралтейства, то есть военно-морской министр, послал письмо премьеру, объявляя о своей отставке, — сказал Лугов-Аргус, отвечая на вопрос Антона, — и премьер-министр принял отставку, как говорят, с радостью: из правительства ушел последний черчиллист.
— Мне говорили, что если черчиллисты вместе с лейбористами и либералами решат выступить против премьера, то ему придется туго, — сказал Антон.
— Маловероятно, — заметил Лугов-Аргус с сомнением. — Черчиллисты бунтуют, но это, как говорят, бунт стоя на коленях: критикуют правительство, чтобы обратить внимание премьера на себя при новом распределении министерских портфелей.
— Черчилль добивается портфеля министра?
— Сам Черчилль едва ли, — ответил Лугов-Аргус после короткого раздумья. — Потомок герцога Мальборо считает унизительным служить «скобяных дел мастеру из Бирмингема» — так аристократы зовут Чемберлена. Как все ничтожества, оказавшиеся у власти, Чемберлен, по словам Черчилля, окружил себя еще более ничтожными людьми, и Черчилль, бывший министром еще в те времена, когда в Англии мало кто подозревал о существовании Невиля Чемберлена — знали только его брата Остина, — не желает быть среди этих ничтожеств. Со своей стороны, Чемберлен — преуспевший делец и богач — ни в грош не ставит «пустослова» и «краснобая» Черчилля и говорит, что не доверил бы ему не только конторы или завода, но и склада с железным ломом.
— Премьер и до сих пор занимается бизнесом?
— Прямо — нет, но, несомненно, наблюдает за своими заводами и теми предприятиями, куда вложен капитал Чемберленов.
— А у Виккерса-Армстронга есть капитал Чемберленов? — спросил Антон, постаравшись придать голосу бесстрастное выражение.
Но Лугов-Аргус, впервые оторвавшись от дороги, бросил на Антона быстрый взгляд, и на его губах появилась усмешка.
— Значит, вы уже видели еженедельник Фокса, — сказал он, скорее отмечая факт, чем спрашивая. — И поверили, что Чемберлен причастен к сделке между Виккерсом-Армстронгом и Круппом.
Антон не видел еженедельника Фокса, но, чтобы не вызвать у Лугова-Аргуса подозрения в своей особой заинтересованности, согласно кивнул.
— По-моему, наш друг сильно рискует, занявшись этими разоблачениями, — заметил Лугов-Аргус. — Одной фотографии, показывающей встречу лорда Овербэрри с агентом Круппа Зюндером, для суда недостаточно. Соглашение действительно скандально, но, если компания обратится в суд, Фоксу придется предоставить копию документа, фотографию его, если не сам документ. — Лугов-Аргус помолчал и совсем тихо добавил: — Правда, он намекает, что у него что-то есть, и будем надеяться, что это так…
«Ягуар» выбрался за город: по обе стороны дороги раскинулись поля, иногда редкие перелески, огороды, уютные домики с садами. Поодаль свинцово поблескивали пруды, речушки с переброшенными через них горбатыми каменными мостами.
— Куда мы едем? — спросил Антон.
— В графство Букингемшир. А точнее, в Кливден.
— Поместье Асторов? — Антон удивился. — Что нам там делать?
— Ничего. Посмотрим вывод лошадей и вернемся. — Глаза Лугова-Аргуса оживились. — В конюшнях Кливдена есть две лошади нашей, луговской, породы — Молния и Птица. — Имена лошадей он произнес по-английски и, не скрывая восхищения, добавил также по-английски: — Чудесные лошади!..
Лошади не волновали Антона, но Кливден, давший название «кливденской клике», которая играла большую и столь трагическую роль в судьбе Англии и Европы, интересовал его.
— Кливден — наследственное поместье лордов Асторов? — спросил он.
Лугов-Аргус пренебрежительно фыркнул.
— У выскочек не может быть ничего наследственного.
— Асторы — выскочки?
— Да еще какие! Их так называемому графскому титулу всего-навсего двадцать лет.
— А за что же они его удостоены?
— За деньги! — не скрывая презрения, проговорил Лугов-Аргус и тут же более спокойно добавил: — Правда, за большие деньги. Старый Уолдорф Астор вывернул наизнанку карманы нью-йоркской бедноты. — Лугов-Аргус еще раз оторвался от дороги, чтобы взглянуть на Антона, и, поймав его недоуменный взгляд, пояснил: — Разве вы не знаете, что Асторы — нью-йоркские домовладельцы? Да, да. Старый Уолдорф понастроил в Нью-Йорке огромные каменные ульи, именуемые домами, и населил их разной нищей мелкотой — мастеровыми, поденщиками, проститутками. Дешевые дома оказались выгоднее дорогих палацев, и старик до самой смерти хвастался, что «сумел открыть золотые россыпи в дырявых карманах». — Лугов-Аргус снова помолчал, потом добавил: — Хваткий был старик, ловкий делец. Умел делать деньги и пользоваться ими.
Читать дальше