Даниил Краминов - Сумерки в полдень

Сначала Антон, вслушиваясь в передачу, не понял ничего, но два слова: «Женева» и «Россия» — заставили его сосредоточить все свое внимание. Хотя это был конец сообщения, Антон все же понял, что в тот день в Женеве было объявлено, что Россия окажет Чехословакии, если та подвергнется вооруженному нападению, военную помощь.

Почти сразу после передачи новостей комментатор взялся объяснять слушателям «смысл последнего русского жеста». И чем больше слушал Антон, тем больше недоумевал и раздражался: стремление комментатора извратить намерения Советского правительства было очевидно. «Сенсационное заявление русского министра иностранных дел, — говорил с насмешкой в голосе комментатор, — может быть показателем готовности России оказать помощь Чехословакии в соответствии с существующим договором, но может быть просто хорошо рассчитанным, ловким маневром. Вполне вероятно, что Москве хочется заставить Прагу занять более непримиримую позицию в отношении германских требований после того, как Франция и Англия рекомендовали принять их. В нынешней обстановке, когда наметилась благоприятная возможность мирного решения сложной, отравляющей европейскую атмосферу судетской проблемы, русский шаг трудно рассматривать как конструктивный вклад в дело укрепления мира в Европе; это скорее хитрая попытка помешать четырем державам устранить ядовитое яблоко раздора, а также разжечь вражду между чехами и немцами».

Злостная предвзятость возмутила Антона: только глупец или заведомый клеветник мог приписать Москве такие вероломные замыслы. Он выключил приемник, чтобы не слышать противный, самоуверенный и иронический голос, продолжавший комментировать другие события.

Первый вечер в Лондоне был томительно тосклив, и Антон улегся в холодную и влажную постель рано: хотел, чтобы сон сократил время. Но и первое утро в Лондоне не было веселее. Хмурое, туманное, оно не осмеливалось потеснить темноту ночи до девяти часов, когда Антон уже позавтракал. (Английские отели включают завтрак в стоимость номера и ограничивают его определенными часами: либо завтракай в положенное время, либо уходи с пустым желудком.) Лишь к концу завтрака окна в дайнингрум — столовой — посинели и сквозь тусклую сетку дождя проступила близкая стена соседнего дома.

Вооружившись зонтиком, Антон покинул отель, выбрался на большую соседнюю улицу и влился в поток спешивших на работу людей. Сталкиваясь раскрытыми зонтиками, они чуть-чуть приподнимали их, быстро и бесстрастно произносили: «Сорри!» — «Извините!» — и бежали дальше. Полицейский, стоявший у массивных ворот, закрывавших вход в «частную улицу», пытливо взглянул на Антона, но не остановил его. В вестибюле теперь уже знакомого дома Антон разделся, повесил свой плащ и мокрый зонтик на вешалку в углу рядом с другими мокрыми плащами и зонтиками и зашагал через знакомый мрачный зал с антресолями к «своей» двери.

В узкой и длинной комнате было еще совсем темно, и лишь перед окном сверкала покрытая стеклом крышка стола Звонченкова, освещенная настольной лампой. Хозяин стола потянулся к лампе и направил ее свет на дверь.

— А, это вы, — сказал он, рассмотрев Антона. — Здравствуйте, здравствуйте. Раненько вы. Новички у нас обычно опаздывают. Горемыкин вот больше года работает, а никак не может привыкнуть приходить вовремя.

Антон сказал, что лег спать вчера рано, поэтому поднялся тоже рано и пришел рано.

— И хорошо, и хорошо, — одобрительно проговорил Звонченков, потирая обеими руками свой впалый живот. — И привыкайте так, привыкайте. Пораньше ложитесь, пораньше вставайте, и вы всегда будете вовремя на работе, всегда в хорошем состоянии.

На столе, отведенном Антону, стояли лампа, чернильный прибор, под стеклом лежал уже пожелтевший листок с датами и часами встреч и приемов, которые предстояли в тот давний, хотя и не помеченный месяц бывшему владельцу стола. Пробежав листок глазами, Антон вслух подивился загруженности календаря своего предшественника.

— Нам всем приходится частенько бывать на приемах и встречах, — отозвался Звонченков. — Поэтому и надо начинать работу рано, чтобы успеть сделать необходимое.

Дверь распахнулась, и Антон, обернувшись, увидел Горемыкина: тот стоял на пороге, щурясь от света лампы, направленной на него Звонченковым.

— Ну, убери, убери, — сказал Горемыкин добродушно. — Ослепишь.

Он вошел в комнату и направился сразу к столу Антона.

— Ты уже здесь? И, наверно, уже выслушал все мудрые рассуждения о пользе раннего вставания и прихода на работу вовремя?