Александр Бирюков - Свобода в широких пределах, или Современная амазонка

— Ой, умора! — Тонька хохочет, а Вера Васильевна уже взвизгивает, лет, может, двадцать так не смеялась, никакой Райкин так не насмешит.

— Да что случилось? — Петя спрашивает, но они только руками машут, слова сказать не могут. Петя, человек вежливый, улыбнулся и к себе ушел — что с ненормальными разговаривать.

— Ладно, — сказала Тоня, насмеявшись. Вера Васильевна все еще всхлипывала. — Может, чаю выпьешь?

— Побегу. А то Виктор там наберется, свалится где-нибудь. Скажу Сергею, что зовешь.

— Вещи только забери.

— Ты опять? — спросила Вера Васильевна, надевая полушубок.

— Да вон они раскиданы, — Тоня открыла дверь в комнату, — посмотри. Не узнаешь? Или давай я отнесу. Мне-то перед Сергеем оправдаться нужно.

— А уж это я не знаю, — отрезала Вера Васильевна, — Умела гулять — умей и ответ держать. А меня ты в это дело не впутывай.

— Да твои вещи-то! — крикнула Тоня, но Вера Васильевна уже по лестнице бежала. Правильно говорят, что от смеха человек молодеет, — словно десять лег скинула. Ну, Тонька, насмешила! Хоть и за дело ее Сергей лупил, а все-таки жалко. Но пусть сама выкручивается, а ее в это дело не вмешивает.

Вовремя Вера Васильевна вернулась: Виктор Степанович уже спал, положив голову на стол. Сергей его чего-то тормошил, все говорил: «Слышь, механик!» Вдвоем они переложили Виктора Степановича на кушетку.

— Выпей со мной, — сказал Сергей, снова усаживаясь. — Слыхала, горе у меня?

— Выдумываешь ты все, — Вера Васильевна не стала даже стопку в руки брать, а то сядь с ним — и не выгонишь. — Мало ли как бывает? Может, она что-нибудь продала и эти вещи купила. Ты откуда знаешь? Иди домой. И трогать ее не смей.

Сергей выпил, стукнул стопкой об стол.

— Все вы одинаковые! — И еще нехорошее слово прибавил, но послушался и ушел.

Ну и денек выдался! Вера Васильевна еле до кровати добралась. Шутка ли, при ее здоровье после ночной смены столько волнений пережить! Попробуйте такое выдержать. Но она еще нашла в себе силы позаботиться о Викторе Степановиче, который скорчился, — как обычно, на кушетке, — набросила на него свое старое пальто. А то замерзнет к утру, жалко все-таки. Интересно, наставил бы он ей фонарей, если бы она себя как Тонька вела? Нет, наверное. У него выдержка больше. Пьет, правда, много. Но кто не пьет? Разве уж совсем больные, вроде нее.

Утром она не слыхала, как он ушел. Чувствовал, наверное, что провинился. Моду взял — за столом спать! Он и Белочку покормил, она не вякала. А разбудил Веру Васильевну звонок. Она хоть и встрепенулась, но привыкла уже за последнее время ко всяким неожиданностям, поэтому не очень испугалась, халатик накинула и пошла. Может, письмо от Антона Бельяминовича. А это Петя. Ему же на работе надо быть. Или он хочет свою американскую пластинку с утра слушать? Знала бы, что он, и не открыла бы. А Петя, говорит:

— Извините, пожалуйста, но Антонина Петровна сказала, что один мой лист у вас оказался. А я его три недели ищу. Вы его случайно не выкинули?

— Да вы что? — удивилась Вера Васильевна. — Какой лист? Нет у меня ничего.

— Ну, чертеж, другими словами. Антонина Петровна сказала, что она его в больницу вам по ошибке отнесла.

— А почему это она вашими бумагами распоряжается? Как он к ней попал?

А он даже не смутился, только руками развел.

— Не знаю, — говорит, — случайно, наверное.

Знаем мы эти случаи. Видно, не зря Вера Васильевна про них думала, раз Тонька у него уже всем командует. Только тут ошибочка вышла. Этот чертеж ей Антон Бельяминович прислал с указанием хранить изо всех сил. Чего это она будет секретный документ посторонним показывать? Разве это можно? А с другой стороны, надо и Тонькину ложь разоблачить. Это ведь она Петю послала, ясное дело, чтобы сбить ее с толку. Вот пусть он сам и убедится, как его разлюбезная брехать умеет.

Достала она чертеж, Петя в него сразу и вцепился.

— Вот он, — говорит, — мой замечательный. А я его три недели искал. Спасибо вам большое, что не выкинули.

— Ну, — говорит Вера Васильевна. — выкинуть-то я его никак не могла. А благодарить вам меня тоже не стоит, потому что к вам этот чертеж не может иметь никакого отношения.

— Как же — не может, когда это мой чертеж? Вот, смотрите, штамп нашего института. Вот подпись начальника отдела. А вот даже мои пометки карандашом.

— Это всякий может сказать, что начеркал. А еще чем докажете?

Тут Пете и сказать нечего. А Вера Васильевна осторожненько этот лист у него из рук вынула, сложила и говорит: