Вот такие четыре немудрящих пунктика, сформулированных довольно размазанно (но будет еще время всему дать точные очертания, пока важна сама мысль, идея обороны и определение противников), были положены в основу ее новой студенческой жизни, в которой теперь главным стала учеба.
Но была еще и общественная работа. Началась она с робкого почтения, которое вызывали у Нины длинные и узкие полосы факультетской газеты «Экономист», появлявшиеся время от времени в коридоре около расписания. Почтение вызывало то, что в газете рассказывалось (жутким, правда, языком) о вещах, для нее не только новых, но и таких, до которых ей, первокурснице, нужно было еще расти и расти: НСО (научном студенческом обществе), первенстве МГУ по волейболу (для женских команд, конечно, — откуда на их факультете взяться мужской?), прогульщицах и хвостистках, которые тоже появляются позже. Делали газету, конечно, старшекурсницы, ей, новенькой, даже такой расчетливой и своенравной, все-таки казавшиеся людьми необычайными, живущими своей, непостижимо завидной жизнью, о которой они кое-что и рассказывали на небрежно разрисованных листах ватмана. Конечно, заметки следовало более тщательно редактировать. Конечно, название газеты «Экономист» было не очень удачным для их сугубо женского учреждения (а может, сделать так: «Экономист» большими буквами, а в конце две маленьких — «ка»: «ЭКОНОМИСТ(ка)», как когда-то партия называлась — ВКП(б)?) Но тогда это «ка» должно и что-то отдельно означать. Только что? Хоть, в словарь залезай! «К» — это может быть качественные, кисейные, крепкие, крылатые… А вторая буква тогда как расшифровывается? На русском, кажется, и слов своих на букву «а» не существует. Арбуз, ансамбль, ассамблея — это все не то. А что если амазонки? Крылатые Амазонки! Здорово?
Этим открытием срочно хотелось поделиться с мудрой, высоколобой и, конечно, квалифицированной (старшекурсницы в этом деле шли в первых рядах) редколлегией, которая значилась в правом нижнем углу каждого номера. Нина даже придумала, составила в голове текст дерзкого письма, которое можно было опустить в допотопный деревянный ящичек, висевший неподалеку (только надписи около него не хватало: «Милые детки, пишите заметки в следующий номер вашей газетки!»), пусть там восхитятся ее прекрасным предложением. Но не написала — что я, действительно, как маленькая, буду заметки писать! — хотя понимала, что лукавит, что просто боится, даже не подписавшись, предстать пред светлы очи: что они о ней скажут? — дурочка какая-нибудь, наверное, с первого курса, дурочка из переулочка.
Ей самой была удивительна и досадна эта трусость, столь не идущая к ее характеру Крылатой Амазонки, — ведь это и она (и, может быть, в первую, очередь именно она) такая — Крылатая Амазонка, чего же ей-то бояться, да она и не такого не боялась. Но письмо так и не написала. А эта дефиниция — не только ее сущности, ее нынешнего блистательного окружения, но и, возможно, целого явления — запомнилась и полюбилась. Вот так — Крылатые Амазонки. Красиво, не правда ли? ЭКОНОМИСТ(ка)!
В газету Нина попала, можно сказать, случайно. Подошла комсорг группы — девица ничем не примечательная, к тому сияющему миру никакого отношения не имеющая, и сказала, что факультетской газете для подготовки праздничного номера требуется корреспондент (может, она и слова этого не сказала, как-нибудь иначе назвала) из их группы и не хочет ли Нина им быть? Ну если так, отчего же нет? Я рад господа! (см. «Ревизор» Гоголя)! Досадно было только то, что если они во всех группах (а их на курсе целых десять) такую работу провели, то это же какая толпа в редакцию сейчас привалит! Стадо целое. Разве будут на него (и на нее в том числе) Крылатые Амазонки смотреть с интересом?
Но никакой толпы не получилось. В назначенное время пришли только двое: она, Нина, и еще девочка с их курса по фамилии Базарная — ну эта ей явно не конкурентка, тоже мне, Крылатая Амазонка нашлась, замуж бы скорее выходила, что ли, чтобы фамилию сменить. Настоящих Амазонок тоже было немного (и это хорошо — не так страшно. Но чего она, спрашивается, трусит? Это же смешно, черт подери!) — две или три вертелись (парили, наверное) в маленькой, для семинарских занятий аудитории, составляя узкие исчирканные столы, чтобы приступить к действу. Был здесь и Амазон (или Амазонт? Зонт над Амазонками! Тоже неплохо, кажется. А в просторечии Зонтик) — инспектор учебной части Бубенцов, большой как медведь мужчина со страшным шрамом через всю щеку, в войне, наверное, участвовал.
Читать дальше