Владимир Федоров: Белая Невеста

С какого конца к этому домику подступить?

Гляжу: затейливая будка, как теремок. А из того теремка косматый пес зубы по-волчьи оскалил. Как зарычит!

— Космач, Космач!.. — Бросил я ему кружок докторской колбасы, что остался от моей дорожной диеты.

А он, подлец, понюхал и нос воротит.

— Брезгуешь, Космач?

— Не Космач, а Кудряш.

Гляжу: усмешливая девушка в коротеньком платье на бретельках. На лице, на плечах солнышко играет. Взгляд как у Царевны Моревны. На голове светлый стожок аккуратненько уложен. Ушки розовые, а под ними, будто золотые капли на ниточках поблескивают.

— Не бойтесь! — смеется. — Он у нас не на цепи. Вам кого?

— Лилию Васильевну Перегудову.

Смерила меня ослепительная девушка с головы до запыленных сапог. Хоть сквозь землю проваливайся! «Она и есть! — думаю. — Красивая!» Хочу отвести глаза и не могу.

— Из какого санатория? — спрашивает.

— Извиняюсь, я из больницы. От сестры вашей Анны Васильевны. — И записочку ей протягиваю. — С Белогорщины…

Взяла и усмехается:

— У меня никаких сестер нет. По-моему, кровное родство — пережиток. Правда? Будем знакомы. Раиса Павловна Зыбина.

— Извиняюсь, — говорю, а сам записочку у нее из пальцев хочу выхватить. — Видно, веранды перепутал…

— Не волнуйтесь. Лилия мне дороже всякой сестры. — И кивнула на распахнутые окошки. — Мой дом — ее дом. Располагайтесь!

«Ну и жизнь! — думаю. — Окна, люди — все тут нараспашку. Видно, климат такой».

Представляюсь:

— Иван Иваныч Шурыгин. Прибыл на капитальный ремонт.

А из-за спины ослепительной девушки ребячьи глазища:

— Дядь, ты автотурист?

— Нет, — говорю, — мотопехота.

— А сколько раз тебя на фронте убивали?

— Я, брат, и без твоего фронта чуть концы не отдал.

— Авария?

— Хуже! — И стучу пальцем по груди: — Мотор барахлит.

— А где жить будешь? У нас?

«Ну и везет же тебе, Шурыгин, на девушек с детишками! — думаю. — То заочница с Крайнего Севера, то…» А сам головой киваю. Занятный ребятенок!

Молодая хозяйка допытливо прищурилась:

— Выходит, вы шофер? Петушок, помолчи! Иван Иваныч, спасите! Представляете? Гений!.. Лежит в комнате, будто на пляже, посылает Пеку за папиросами! А вчера выстроил на полу бутылки, как кегли, взял Пекин мячик и стал сшибать…

— Он не попал! Это я! — гордо уточнил Пека-Петушок.

— Слышите? — Мать горько усмехнулась. — Та половина, куда я пустила Лилю, можно сказать, пустует. Девушка она скромная, без претензий. А у меня ребенок… Снимайте ваш рюкзачок. Спасите нас!..

Что делать? А ноги сами на крылечко поднимаются. Видно, климат такой. В комнату вошел — ровно меня в теплые волны окунули: такая нежность разлита! Одна стена голубая, другая розовая. А из углов магнитофон и телевизор на тонких ножках в зеркало глядятся. Ничего не скажешь — порядок.

Проходим в другую комнату. А там… Слышу: что-то, как кузнечный мех:

— Ы-х-х… Ы-х-х…

— Не бойтесь. Сама ночью проснусь, думаю: море! А это он…

На кушетке разметался жилистый легкоатлет в трусах и цветной сорочке. А сорочка, что завлекательная туристская карта. Тут и диковинные пальмы и старинные замки. Сразу видно: человек повидал свет.

— Иван Иваныч, полюбуйтесь!..

На полу, конечно, малость непорядок. Опять же — увлекательный непорядок. Среди разномастных бутылок — смекалистый Буратино с торчащим носом. На носу лиловая краска еще не просохла.

Усмешливая хозяйка слегка потормошила гения:

— Константин Сергеевич! Солнышко проспите.

А в ответ:

— Ы-х-х…

Человек во сне так выбросил руки, будто вынырнул из бурного моря. Тут Раиса Павловна тихонько шепнула на ухо спящему:

— Звонил кассир из монастыря…

Легкоатлет вскочил:

— А? Что? Когда?.. — Заспанные глаза блуждали, волосы растрепались — как грива. — Из «Прибоя»?

Ослепительная хозяйка кивнула на меня:

— Знакомьтесь. Иван Иваныч. Человеку негде жить. Человеку надо помочь…

Мужчина утопил расческу в непокорных волосах и прочесал их до сверкающего пятачка на макушке. Наконец взглянул мне в лицо:

— А почему, собственно, не помочь? Черт побери, мне нравится ваш нос. Великолепный курносый нос!

— У нас на Белогорщине, — говорю, — почти у всех такие.

— Неужели?..

Тут я заметил на полу что-то вроде складной шашечной доски, заляпанной разными красками. Не доска, а роскошный хвост жар-птицы. Жилистый легкоатлет перехватил мой взгляд и слегка поморщился:

— Константин Белоневестинский, свободный художник.