Владимир Федоров: Белая Невеста

А она уже дверью хлопнула.

И привела — кого бы вы думали? Его, Милованова. На форменных брюках аккуратная латочка, а в руке раскрытый внушительный блокнот. Не глядя на меня, висячего, садится товарищ Милованов за стол. Так степенно, торжественно, будто ветчину есть собрался.

— Как было дело, Раиса Павловна? — А сам разглядывает свою ручку с ясным перышком. — Учтите, от ваших показаний многое зависит… — И свободной рукой ловит ее пальчик.

Белоневестинская мадонна то бледнеет, то краснеет:

— Я же только что из «Золотого якоря». Сами знаете…

А он строчит свой протокол, головы не поднимает. Потом все же поднял. И, видно для порядка, хотел мою руку пощупать. Что я ему — Раиса Павловна? Я не стерпел, как схвачу его за палец:

— Гав!.. Гав!..

И Кудряш на цепи мне отозвался.

Я вишу, Раиса Павловна визжит, Милованов лежит рядом с кусочком окорока. Потом гляжу: очухался наш участковый и — ходу. И про свой протокол, и про мою хозяйку позабыл.

— Кудряш! Держи!..

Тут я поднатужился да так рванулся, что железный крюк из потолка выдернул. И на пол — грох!

— Нашел вашу Венеру! — кричу. — Рано похоронили Иван Иваныча! Ой, люди-человеки!..

Обида во мне кипит, как вода в перегретом радиаторе.

— Да разве вы, Раиса Павловна, понимаете, что такое любовь?! Тьфу!.. Чтоб вы погорели со своим «Золотым якорем»!..

Раиса Павловна сперва всхлипывала, а потом бочком, бочком к поблескивающему магнитофону князя Белоневестинского. Щелкнула рычажком, на пленку мои пожелания записывает.

Я как гаркну:

— Крутите! Пишите на память! Какая вы модная, благородная, свободная! Куда до вас зеленой «бесстыднице», что каждый год меняет шкуру!..

Она глядит мне в глаза, улыбается:

— А дальше что? Что еще скажете?

— Да погорите, — говорю, — вы синим пламенем! — И, не снимая рюкзачной лямки с шеи, выбежал во двор. — Прощай, Кудряш!..

Тот скулит на цепи, к моим сапогам ластится.

— Прощай! Влип? А меня на цепь не посадит!.. — Поцеловал его в добрый собачий нос.

Думаю: «Одолжу у хозяйки до станции мотор. Как аванс за обкатку!» Дернул дверцу «Запорожца» и — за баранку.

И такой желанной представилась мне моя далекая Белогорщина, сосны на мелу, костры у Рыбного шляха. Такими милыми показались сестра Анна Васильевна, дядя Миша, рыжий Филимон и даже хирург Клим Егорыч по прозвищу Козел в очках…

Вылетел на машине я из духовитого двора Раисы Павловны как ошпаренный. Жму на всю железку.

Прощай, Белая Невеста! Спасибо! Вылечила ты мое сердце. Так вылечила, что один пепел остался. Да еще в кармане ясный камушек с алой сердцевиной.

При выезде из кургородка стоял завлекательный щит, где вкривь и вкось голубели княжеские слова: На свете нет лазурней, звонче места, Чем золотая Белая Невеста!

Зеленый восклицательный знак — кипарис будто хлопнул меня по голове.

Протер я глаза: а этот кипарис растет прямо на зеркальном шоссе. Из асфальта к небу тянется. Каждую зеленую веточку вижу. У, черт! Жму прямо на него. Проскочил. Нет никакого кипариса. Одна видимость.

Мне бы только до вокзальной билетной кассы дотянуть! Непривычен я лечиться. Соскучился по настоящей баранке. Скоро уборочная…

Гляжу: на Тещином повороте из-под знакомого берета выбились белокурые волосы. Не химические, живые. И глаза синющие за ветровым стеклом. Ближе, ближе…

«Может, тоже, — думаю, — мерещится?»

Нет! И «Волга» правдашняя, с черными шашечками на боку. И так я загляделся, что впервой в жизни спутал левый и правый поворот. Я влево — и она влево. Я вправо — и она туда. И у «Волги» словно не фары, а синие глазищи.

В мозгу как молния ударила: «Сейчас врежемся и — кувырком в море! Оба…» Нет, уж лучше один. Все равно жизнь дала трещину. Эх, неприкаянная твоя душа!..

И повернул я на том Тещином языке на девяносто градусов. Только и успел крикнуть:

— Прощай, Нина!..

А потом как во сне. Свистит, гудит. Болтает меня, будто в самолете. Сосны, скалы подо мной. Рябит, скачет все в глазах. Не поймешь, где небо, где море.

«Гу-ух!..»

Будто ватным одеялом накрыло. Ничего не помню.

Чувствую: кто-то меня трясет. Открываю глаза: она. Волосы мокрые, платье мокрое. И с меня кровавые ручейки текут. Весь в ссадинах. Лежу на камне, а рядом море хлюпает.

— Очнулись? — наклонилась белокурая. — И как вас угораздило?

— Бывает… — шепчу. — Как вы меня вытащили, Нина? На удочку?

— Я ж морячка… — улыбнулась невесело. — Ныряла. Вытащила на ясную дорожку… откачала… А за вашим «Запорожцем» на дне крабы присматривают.