Михаил Львов - Каменный пояс, 1985

Комроты, крепко сколоченный, черный от пыли и взрывов парень, прогрыз огнем позиции врага и ворвался в его расположение. Бойцы работали там с такой яростью, что вскоре лишь жалкие кучки противника еще оказывали сопротивление.

Главное напряжение боя переместилось к артиллеристам полка. Они перерезали врагу дорогу отступления, а немцы пытались протаранить наши боевые порядки и уйти из «мешка».

Я поспешил в батарею. Ее командир — лейтенант Хованов — выдвинул пушки на прямую наводку и бил по бронированным машинам с крестами почти в упор. Четыре или пять танков горело. Однако худо было и нашим.

Рядом со мной резко выругался Хованов.

— Что случилось? — закричал я, стараясь перекрыть шум боя.

Он ткнул себя пальцем в грудь. На гимнастерке расплывалось красное кровавое пятно.

Я тоже пострелял из подобранной в окопе винтовки. Однако надо было помнить о статьях и снимках, и я то и дело пускал в ход «ФЭД» и черкал бумагу.

Уже заканчивался день, когда услышал вблизи резкую пулеметную очередь. Хованов подломился в поясе и ткнулся головой в землю.

— Командир убит! — крикнул кто-то из ближнего расчета. — Санитары, возьмите командира.

Я втащил лейтенанта в яму, еще пахнущую взрывчаткой, разорвал его гимнастерку и стал слушать сердце. Кругом все гремело и трещало, но мне показалось, что кровь еще бьется в теле командира. И я с надеждой и верою передал его подоспевшим санитарам.

К маленькой площади городка добрался в условленный час. Солнце уже западало за горизонт.

Степан Петрович сидел на знакомой скамеечке, и поначалу мне показалось, что он так никуда и не уходил за весь этот долгий день. Однако, бросив взгляд на его лицо и гимнастерку, увидел, что они измазаны копотью и пылью. Значит, Щипачев только что вернулся с передовой.

Вскоре вся группа была в сборе. Мы направились к окраине Сольцов, по дороге я забежал на железнодорожную насыпь, увидел, что детей уже нет — комендант, добрая душа, выполнил свое обещание.

Через четверть часа мы уже тряслись в полуторке, спеша в редакцию.

Половина ночи там ушла на подготовку статей в полосу — для разворота не оставалось времени. В купе то и дело забегали сотрудники редакции, узнавали, что немцев отогнали на десятки километров к западу, и весело удалялись.

В два часа ночи Степан Петрович и я направились в землянку, в которой мы с ним жили несколько дней. Вы можете спросить: для чего понадобилась землянка, если у каждого из нас были свои места в редакционном поезде? Дело в том, что кому-то из начальства пришла в голову странная мысль — поставить редакционный поезд посреди фронтового склада боеприпасов. Полагаю, что даже люди, никогда не служившие в армии, понимают, сколько бомб, снарядив, мин, патронов могло находиться в огромном складе.

…Неделю назад, вернувшись из боя, я продиктовал машинистке Леле Кудряшовой информацию, очерки и стихи и отправился отсыпаться. Однако меня попросили почитать что-нибудь из подготовленных материалов. В купе вагона, помнится, были Михаил Львович Матусовский, Кузьма Яковлевич Горбунов и фотокорреспондент Петр Борисович Бернштейн.

Я уже заканчивал чтение, когда услышал за окном вагона необычайно тонкий свист падающих бомб. В ту же секунду заревели моторы немецких машин, выключенные при планировании, и хищные очертания самолетов промелькнули за стеклом.

Было очевидно: противник сбросил на станцию и боеприпасы несколько зажигалок.

Мы не успели еще выбраться из вагона, как в лесу, на складе, начали рваться снаряды, подожженные немецкими бомбами.

Через несколько минут все вокруг гремело от взрывов. Горели составы, пылал крайний вагон редакционно-типографского поезда. Надо было спасать ротацию, линотипы, цинкографию.

Мы расцепили состав и стали откатывать охваченные огнем платформы от пульмана наборного цеха.

Потери были, конечно же, весьма велики, но одно важное приобретение мы в тот день получили. Жизнь жестко учила нас бдительности, умению понимать, что слово «шпион» — это совсем не излишняя осторожность и не выдумка. Немцы, надо полагать, знали, куда кидать бомбы. Мы тотчас стали печатать в газете стихотворные призывы:

Днем позже поступил приказ построить железнодорожную ветку в лесу и отвести наш поезд под прикрытие сосен. Петя Бернштейн съездил на «эмке» в ближний авиаполк и полчаса утюжил «кукурузником» воздух над лесом. Вернувшись, сообщил, что поезда с неба не видно, и положил перед редактором несколько фотографий, подтверждающих этот вывод.