Михаил Львов: Каменный пояс, 1985

Чем ближе подъезжали к Сольцам, тем чаще пятнали небо кресты немецких самолетов. Вглядываясь в июльское горячее небо, мы предупреждали друг друга в тех случаях, когда нам казалось, что «мессера» пикируют на нашу машину. И прежде всего, конечно, заботились о безопасности Степана Петровича и помогали ему укрыться в канаве или снарядной яме.

Один из первых советских офицеров, двенадцать лет прослуживший в Красной Армии, Щипачев, разумеется, не очень нуждался в наших заботах, но я пишу, как было.

Наконец мы подъехали к Сольцам. Отчетливо был слышен мощный гул боя где-то западнее города. Вероятно, немцы контратаковали.

У меня уже был достаточный опыт, чтобы представить себе, какая схватка идет сейчас там. Мы, естественно, не желали отдавать врагу этот, может быть, первый отбитый нами город, но ведь и для немцев Сольцы были первой крупной утерянной ими позицией.

Близ станции нас остановили патрули.

— На машине не проехать, — устало сообщил сержант. — Фрицы перед отступлением густо заминировали улицы. Оставьте грузовик здесь, идите пешком.

И добавил буднично:

— Шагайте гуськом, держите интервалы побольше.

Мы попросили Щипачева замкнуть колонну, и он, занятый какими-то своими мыслями, кивнул головой.

Со станции, где вышли из грузовика, до города было, вероятно, два-три километра. Вышагивая по улице, примыкавшей к железнодорожной насыпи, все прислушивались к звукам боя, стараясь по ним определить ход сражения.

Уже подходя к городку, я обернулся и похолодел от испуга: Степана Петровича в конце нашего строя не было. Я безуспешно разыскивал его несколько минут у развалин. Совсем отчаявшись, бросил взгляд на железнодорожную насыпь: Щипачев стоял возле рельсов, что-то разглядывал на той, не видной мне стороне.

Я кинулся к нему со словами упрека, но, взглянув в глаза старшего товарища, сдержал себя. Щипачев был бледен, и под кожей его скул перекатывались желваки.

Я тоже посмотрел туда, куда безотрывно глядел Степан Петрович, и сердце у меня заработало с перебоями.

На откосе насыпи лежали мертвые маленькие дети, пять или шесть девочек и мальчиков, совсем малышей. Старшей девочке было шесть, может, семь лет. В русой косичке ее пылал голубой бант, безжизненные синие глаза равнодушно смотрели в небо.

Детей или посекли пулеметные очереди, или убило взрывной волной.

Конечно, и Щипачев, и я уже многое успели повидать на войне. Мы хоронили близких, на наших глазах бомбы превращали в кровавый пар только что живых людей, да и нам самим выпадали не больно сладкие дни. Но, согласитесь, одно дело, когда погибает вооруженный мужчина, и совсем иное, когда вот так умирают малые беззащитные дети.

И мне нетрудно было понять, что творилось в душе Степана Петровича в ту черную минуту.

Но что поделаешь? Мы обязаны были спешить, и я сказал Щипачеву:

— Пойдем, прошу тебя. Я потом позабочусь, чтобы отыскали родителей этих несчастных детей. Их похоронят, обещаю тебе.

Поэт молча спустился с насыпи и, не выбирая дороги, пошел к товарищам, которые, заметив наше отсутствие, ждали отставших.

Вскоре мы вышли к крайним домам городка. Я жадно рассматривал улицы Сольцов. Корежилась прихваченная огнем жесть крыш, трескались, разваливаясь в пыль, каленые кирпичи, воздух пах так, будто сожгли аптеку со всеми ее лекарствами, травами и снадобьями. То и дело попадались трупы врагов.

Наконец мы выбрались на маленькую городскую площадь. Раньше в центре ее стоял памятник Ильичу. Но не забудьте — здесь уже побывали немцы, и первое, что они сделали, войдя в город, — разбили изображение ненавистного им человека.

Увидев обломки скульптуры, Щипачев опять побледнел. Он стоял молча, сузив глаза, и снова перекатывались желваки скул.

Пока мои товарищи отдыхали на площади городка, я отыскал Краснова, поздравил его с победой, узнал, где идут особенно напряженные бои. Затем все разошлись в роты. Щипачев остался на скамеечке возле разбитого памятника, — за ним должен был прийти посыльный из батальона. Я бегом отправился к коменданту города, уговорил измученного недосыпанием человека поискать кого-нибудь, кто знает убитых детей, и отправился в роту Илясова.

Мне повезло: в бой после ремонта уходили два танка, и я забрался на корму одного из них.

Танки на предельной скорости добрались до передовой и еще с ходу открыли огонь.

Я спрыгнул на перепаханную снарядами землю и вскоре отыскал Илясова в глубокой воронке от бомбы.