Вадим Инфантьев - После десятого класса. Под звездами балканскими

Во время артиллерийской подготовки поверх льда уложат настил из плотно сшитых между собой бревен. Каждое бревно будут брать на плечи десять человек, а укладывать на место только двое-трое. И с самого начала до тех пор, пока не закончится переправа, на льду будет стоять командир батальона майор Лобач-Стрижевский.

Я несколько раз потом заходил к нему, пытаясь узнать, где будет наводиться переправа, но только под вечер 11 января он показал мне место на карте. Я шел от майора и размышлял о том, что почти три месяца колесил по фронту, палил по каждому вражескому самолету, где же мне встать теперь, в решающий момент?

Зенитные батареи расположены по всему участку фронта. Одни прикрывают боевые порядки артиллерии, другие — ближние тылы, третьи выдвинулись к берегу для прикрытия пехоты. Завтра они покажут всю свою огневую мощь, и выстрелы моего орудия будут ничтожным довеском, одной беглой нотой в этой какофонии войны.

А перед глазами красивое, веселое лицо майора Лобач-Стрижевского и сумеречный, тяжелый взгляд лейтенанта…

Я решил встать поближе к танковой переправе. Почему? Да потому, что наиболее опасным для врага будет прорыв наших танков в глубь его обороны, а форсировать Неву танки будут только в одном-двух местах, где наведут переправы. Ясно, что противник на переправы нацелит свою штурмовую авиацию.

Я попытался представить себя на месте вражеского летчика. Вот он в штабе получает приказ своего командира и, конечно, думает о том, как попасть бомбами в переправу и уцелеть самому.

Переправа — это узкая полоса из бревен, проложенная поперек. Ясно всем. Сверху она будет казаться ниткой, и, для того чтобы точно выйти на нее, нужно заранее лечь нй боевой курс и лететь равномерно и прямолинейно, то есть точно по гипотезе стрельбы зенитной артиллерии. Если нервы у летчика сдадут и он вильнет чуть в сторону, атака будет сорвана, бомбы или снаряды вонзятся в лед возле переправы.

Значит, для того чтобы точно выйти на переправу, летчик должен лететь перпендикулярно реке со стороны своего или нашего берега. Вот тут он и почешет затылок. Если заходить с нашей стороны, надо пробить облачность где-то над нашими тылами, развернуться, выйти на боевой курс под градом наших снарядов. Вряд ли это разумно. В сорок первом году он мог бы так поступить, но теперь и мы не те стали, и «не тот немец пошел».

Скорей всего, штурмовики полетят на переправу с левого берега, со своей стороны, чтобы спокойно держаться на боевом курсе, ну а после атаки переправы разворачиваться над нашей территорией или свечкой уходить в тучи. А погода ожидается облачная.

В этом случае мне нужно поставить орудие как можно ближе к переправе, чтобы своими снарядами бить прямо в морду стервятнику и встречать его огнем, пока он летит еще над своими войсками. Когда он будет над переправой, стрелять по нему уже поздно и опасно — побьешь своих осколками. Тут в дело вступят мелкокалиберные автоматические пушки и пулеметы. Они уже наверняка сосредоточились там.

Значит, так и утвердим: моя основная цель — защита переправы от самолетов, летящих с левого берега. Тогда к черту прицел и существующие правила стрельбы! В данной обстановке ни то, ни другое не годится. Надо рассчитать две-три неподвижные огневые завесы. Это когда орудие бьет в одну точку, лежащую на пути самолета, и, если он проскочит эту точку, ее надо тотчас перенести снова вперед на несколько километров.

Летчик будет видеть рвущиеся перед ним снаряды, и, если он отвернет, задача уже выполнена: он не попадет в переправу. А если у него крепкие нервы, он будет лететь прямо, рискуя напороться на снаряд.

Придя к себе, я еще раз все обдумал и приказал:

— Отбой. Поход!

И без рекогносцировки мы поехали к переправе, решив во всем разобраться на месте. Стволы наших пушек-хлопушек оставили на старой позиции. Больше они не нужны. С утра в дело вступят тысячи настоящих стволов.

Лес был темен и казался вымершим. Дороги пустовали, и только редкие зарницы на стороне противника освещали горизонт.

Я выбрал небольшую полянку, окруженную молодым ельником. Переваливаясь по кочкам и хрустя стеблями замерзших кустов, трактор вытащил орудие па середину поляны. Я сверил место по карте, получалось, что переправа прямо перед нами за ельником.

Когда мотор трактора умолк, нас окружила не тишина, а хаос приглушенных звуков. Трещали кусты, что-то позвякивало, переговаривались люди. Было непонятно, откуда неслись эти звуки, казалось, что ими полон воздух вокруг, даже у самых ушей.