Наталья Баранская - День поминовения

— Всех ли я представил? Нет. Простите, куда же вы? Вижу глубокий траур, все черное. Красные гвоздики в руках. Что ж, не будем беспокоить.

На этом я с вами прощаюсь — доброго пути!

Не ждите здесь описания путешествия и мест, где похоронены мужья этих женщин. По местам боев везде и всюду могилы воинов — именные, безымянные, одиночные и братские, а есть и поля-могилы, где трактора все еще поднимают человеческие останки.

Человеческими костями усеяла война нашу землю.

Поезд пойдет медленно, и, пока он идет, женщины будут вспоминать пережитое в военные годы, и не только войну, но и то светлое и радостное, что война у них отняла. Вспомнят прощание, скитания свои, утрату и горе. Вспоминать несчастия, конечно, нелегко, но надо. Зачем? Как — “зачем”? Чтобы люди знали и кровь войны и ее слезы. Знали, что значит “пережить войну”. Рассказывать о тех страшных годах надо, чтобы дети наши и дети детей, каждое новое поколение почувствовали, что значит война, чем была эта война, самая страшная из всех бывших войн. И чтобы дети из далекой заокеанской страны могли понять: русские войны не хотят. Не могут хотеть.

Поезд дает гудок. Семеро женщин, нет, их восемь, садятся в вагон. Они еще не знакомы, они чужие, но чем-то уже и родные: пережитым, ожидаемым. Поезд трогается мягко, бережно.

А те, кто провожал наших путешественниц, пусть остаются дома. Они будут ожидать матерей, бабушек, а те будут знать, что из трудного своего путешествия вернутся домой, где их ждут тепло, участие и заботы, заботы, наполняющие всю жизнь.

Поезд незаметно набирает скорость. Проводницы, беленькая и черненькая, размещают цветы и венки в отделении, где влажно и прохладно, где растения не завянут. Хотят ли пассажиры чаю? Только что заварен — ароматный, крепкий. Кроме чаю, говорят девушки, есть соки плодов и ягод, настои целебных трав, собранных знающими людьми — ведунами и ведуньями, травниками в разных краях нашей родины — на лесных светлых полянах, в темных еловых лесах, меж папоротников и хвощей, на солнечных склонах холмов и сопок, в глухих таежных чащобах. Напитки эти успокаивают, исцеляют, дарят легкий и светлый сон, оживляют память.

Женщины удивляются, переспрашивают, но говорят: целебные напитки потом, позже, а сейчас, пожалуйста, чаю.

Аксинья Кузьминична захлопоталась, помогая проводницам разместить цветы и венки, потом подняла свой венок из бумажных роз наверх, разрумянилась, жарко стало, сняла платок, черный с алыми узорами, и села напротив Марии Николаевны, положив руки на колени — рабочие руки с широкими натруженными кистями, припухшими венами. Лицо миловидное, ясное. “В молодости была красива”,— думает Мария Николаевна, глядя на соседку.

Аксинья Кузьминична улыбается и говорит:

— Смолоду я была кра-а-сивая, ой какая.

Мария Николаевна отвечает улыбкой, соседка ей нравится — простодушная, хлопотливая, видно, душой спокойная.

В ней же самой все было тревожно и неспокойно, потому что она ехала на могилу мужа впервые. Почему так не скоро едет, она не могла объяснить. Она знала, где он похоронен, фронтовые товарищи написали, назвали село, указали место — возле церкви, описали могилу.

До конца войны ехать было невозможно. А потом война кончилась, но ехать было страшно. Боялась, не найдет. Вообще боялась. Написала в село, спрашивала, есть ли кто-нибудь — присмотреть, ухаживать. Ей ответили: церковь разрушена, под обломками теперь вряд ли что найдешь. И она смирилась, успокоилась — ехать не надо.

Себе самой она долго не признавалась, а потом поняла: она боялась могилы. Просто боялась. Ведь могила не весть о смерти, не соболезнования друзей, не рассказы о похоронах, могила — это могила. Ее можно тронуть, к ней можно приникнуть, обнять, зная, что там, в земле, лежит он, что осталось от него.

Ей было стыдно своего страха, своей нерешительности, а время все шло. Вдруг пришло письмо — приглашение от совхоза, от школы приехать к двадцатипятилетию со Дня Победы. Писали, что могила ее мужа Николая Ивановича Пылаева, героически погибшего в боях за село Аланово, найдена, приведена в порядок, поставлены ограда, железный обелиск трудами совхоза и школы, а сначала о Николае Ивановиче разузнал, собрал все сведения комсомолец, молодой лесотехник Геннадий. Он немало потрудился в розысках по следам боевой славы на Брянщине, где шли бои в августе сорок третьего года

Пока Мария Николаевна сидела задумавшись — даже и пальто не сняла,— Аксинья Кузьминична отправилась в соседнее купе взглянуть, как там устроилась “одна старенькая старушка, что зять провожал”, но в дверях столкнулась с высокой худой женщиной. Из-под волос с проседью, стриженых, черно-бурых, горят темные запавшие глаза, большой нос чуть искривлен, в пальцах с острыми длинными ногтями зажата сигарета.