— Постой-ка, постой! Если Андрей начинает что-либо доказывать, всегда хватит через край. Ты как будто совсем забыл: еще недавно, всего три месяца назад, когда русские стояли под Львовом, и знаменитая национальная армия, и полиция, и… я думаю, — Вера улыбнулась, — за исключением социал-демократов, вся страна заколебалась. Вы знаете, Петр, что поднялось? В тюрьмах надзиратели требовали от арестантов удостоверений о том, что с ними обращались хорошо. Мелкая буржуазия… Я не профессор… — Вера подмигнула Андрею, — я не профессор, но я уверена: еще три месяца назад такой «трюк» с листовками, который нынче погубил бедного Лантоша, мог бы… я чуть не сказала: «привести в движение», — это уж конечно, гипербола, — но будет верно, если я скажу: мог бы взволновать город. В то время все, — не правда ли, товарищ Томпа? — положительно все были уверены, что реакция — явление временное, короткий переходный этап, и никто не сомневался, что со дня на день снова все будет наше…
— Мы все ошибались, — прервал ее Андрей. — Но это еще не значит, что…
— Постой! — вскочила Вера. — Я еще не кончила. Слово еще за мной… Тогда шла дискуссия о том, кто придет раньше — русские или армии наших эмигрантов. Мы представляли себе только эти две возможности. Это было три месяца тому назад. Под Варшавой поражение потерпела не только русская армия, но и трудящиеся всего мира. В том числе и мы, товарищ Томпа. После поражения ситуация изменилась, не правда ли? Нужно было перегруппироваться, ориентироваться в новом положении, выработать новую тактику.
— Ты придираешься, Вера, — медленно начал Томпа, — придираешься к тому, что я критикую, или, как ты выражаешься, «ругаю» наших товарищей. Дело не в этом! Своей критикой я преследую вовсе не оценку тех или иных товарищей. Я хочу установить, что нужны новые методы.
— Это мы уже раз установили.
— Верно! Но так как из нашей теоретической установки мы до сих пор не сделали никаких практических выводов…
Андрей помолчал секунду.
— Это верно, — заговорил вместо него Петр. — За последние три месяца все сильно изменилось. И все же…
И Петр рассказал про свою встречу с Григорием Балогом.
— Одна ласточка весны не вернет, — перефразировал Андрей пословицу.
Сначала Петр с большим вниманием прислушивался к страстному, порой резкому спору. Но когда дискуссия слишком затянулась, и товарищи стали вдаваться в подробности, мало ему понятные, он отдался своим мыслям.
Заметив, что спор утомил Петра, Вера перевела разговор на другую тему.
— Месяца два назад мы трое, под флагом социал-демократических студентов, сговорившись, отправились в Совет профсоюзов и предложили прочесть научно-популярные лекции по дарвинизму, астрономии, истории, геологии и еще целый ряд тем, имеющих примерно такое же «непосредственное» отношение к классовой борьбе, как и эти. Мы вошли в такое доверие, что три недели тому назад нам разрешили даже преподнести слушателям экономику Маркса — по Каутскому, разумеется. Мы имеем свои группы уже в целых шести союзах.
— Точнее сказать: группочки, — прервал ее Андрей.
— Теперь вопрос только в том, кто кого использует: профсоюз ли нас или мы профсоюз?
Петр стал рассказывать о положении в Прикарпатской Руси.
— Очень поучительно, — констатировал Андрей. — Короче говоря, вы стремились не больше, не меньше, как к тому, чтобы коммунистическая партия стала правящей партией в… капиталистическом государстве! Вернее, вы хотели добиться, чтобы компартия была легализована и имела те же права, как и правящая партия?.. Будьте уверены, у нас таких ошибок не может случиться!
— Сдается мне, что наш профессор слишком в себе уверен.
— Да, я уверен.
— Эх, как бы знать, что поделывают сейчас наши товарищи в России! — перевел Лаци разговор на любимую вечную тему.
— После взятия Крыма победа окончательно и бесповоротно закрепляется за ними.
— Ну, кое-какие дела, я думаю, у них еще найдутся, — усмехнулся Андрей.
— Знаете, ребята, — привычным жестом поглаживая лоб, предложил Лаци, — всякий раз, как мы заводим разговор о перестройке работы, мне сдается, не лучше было бы нам обратиться прямо к Ленину? Честное слово! Он сразу все узлы распутал бы. Серьезно, ребята, не мешало бы написать Ленину.
— Весь вечер мы осуждали детскую романтику, а в заключение ты преподносишь нам самый что ни на есть наиромантичный план.
— Даже и пошутить нельзя, — улыбнулся Лаци. — Я скажу другое. Это уже серьезно. Рано или поздно — вот увидите! — Коминтерн вмешается в наши дела. Не будут они, сложа руки, смотреть, как мы тут льем воду… чуть не сказал — кровь… в бездонную бочку.
Читать дальше