— Разойтись!
Инвалиды не подчинились приказу. И те, что лишились руки, защищая монархию, и те, что стали калеками, борясь с монархией, — солдаты императора и легионеры Массарика слились теперь в одну армию. Костыли, протезы, изуродованные кулаки замелькали в воздухе, грозя щеголеватому офицеру. И громкие проклятия заглушили надменный, самоуверенный оклик:
— Разойтись!
За последние пять лет чехам, словакам и венгерцам не раз приходилось увечить друг друга. Теперь эти живые памятники многочисленных «славных битв» объединились, чтобы плечо к плечу двинуться в атаку на иллюминованный театр, против тех, кто пять лет подряд гнал их друг против друга.
Легионер, два года дравшийся в Сибири с большевиками, хрипло кричал, потрясая костылем:
— Ленин! Ленин!
— Осади!.. Расходись!..
— Ленин! — кричала в ответ армия калек.
Полицейский кордон был прорван, и костыли и протезы застучали по ступенькам театра.
— Ленин! Ленин!
— Пли!
Пулемет в несколько мгновений очистил площадь. Вечер, устроенный в пользу инвалидов войны, многих из них навеки избавил от страданий.
— О-ох!.. О-ох!..
Убитых и раненых быстро убрали, кровь смыл моросивший дождь, и к утру, когда бал окончился, от этой расправы не осталось и следа.
«Республика зорко ограждает безопасность и покой своих граждан».
Местные газеты поместили пространные отчеты о бале, о прекрасной программе, о блестящих туалетах — и о чистой выручке, достигшей двух тысяч ста семидесяти крон.
Обо всем писали газеты, лишь об одном забыли упомянуть, что на собранные две тысячи сто семьдесят крон можно в течение месяца прокормить, в лучшем случае, пятерых инвалидов, и то одним только хлебом. Не упомянули газеты и о том, что в этот достопамятный вечер число голодающих инвалидов уменьшилось на четырнадцать человек.
Заправилы республики позаботились, чтобы на территории республики все газеты молчали. Но на австрийские газеты власть республиканской цензуры не распространялась. Первое сообщение о благотворительном бале появилось в венской «Роте Фане». На следующий день республиканская полиция арестовала редактора братиславской коммунистической газеты и немедленно перебросила его через австрийскую границу.
Это и был тот пустяк, который напомнил рабочим о благах, дарованных им республикой.
Пока совет профессиональных союзов догадался выпустить листовку, дабы призвать рабочих к спокойствию, половина заводов уже бастовала. В листовке социал-демократов говорилось, что поражение большевиков под Варшавой открывает новую главу в истории рабочего движения.
Прочитав эту листовку, работу прекратили й те заводы, которые еще колебались.
Город был погружен в темноту, когда Петр сошел с поезда. Через два часа свет снова вспыхнул: электрическую станцию заняли войска. В Доме рабочего, где заседал стачечный комитет, света попрежнему не было.
— Надо опубликовать призыв к солдатам, — предложил Петр, сразу же по приезде кооптированный в стачечный комитет.
К утру воззвание было отпечатано. Типографии были заняты войсками, печатать разрешалось только воззвания профессионального совета, направленные против забастовки, поэтому призыв Петра пришлось напечатать на маленьком ручном станке. Этот старый станок давно уже стоял заброшенным в Доме рабочего. Никто им не пользовался, но никто его оттуда и не убирал. И вот, как инвалид, который после долгого перерыва вновь хватается за орудие, он снова взялся за работу. Готтесман весело вертел рукоятку.
К двум часам дня было созвано собрание на площади перед министерством. Газеты не вышли, и бастующих оповестили через посыльных. К часу дня отовсюду стал стекаться народ. Площадь окружили жандармским кордоном, а за кордоном поставили легионеров с пулеметами.
— Осади! Расходись!
Со стороны набережной на толпу налетели конные полицейские.
Женщины бросались под ноги лошадей.
— Назад! Осади!
В полицейских полетели камни. На площади перед министерством заговорил первый пулемет. Стреляли пока что в воздух.
— Назад! Назад!
Полиция и профессиональный совет работали на славу. Курьеры, посланные стачечным комитетом в Прагу и в Восточную Словакию, были сняты с поезда. Из Праги специальным поездом прислали легионеров. Профессиональный совет ежечасно выпускал новые воззвания:
«Москва нам больше не будет писать указы».
«Русских рабочих ввергли в нищету. Рабочие Словакии не намерены сами себе рыть могилу».
Читать дальше