Бела Иллеш - Тисса горит

— Два месяца назад судьба опять привела на родину. Жену с собой из России привез…

На лицо Тимко падает свет от шахтерской лампы, поставленной на краю колодца. Мишу всего на год старше Петра, но выглядит старше на добрых десять.

— Да, брат, не на розах спал…

— Я тоже, — отвечает Петр, чувствуя себя несколько задетым его тоном.

— Знаю, все о тебе знаю. Но видишь ли, Петр, одному пляска легче дается, другому труднее. Мне — труднее.

Петр осматривается кругом. На минуту его внимание привлекает знаменитый колодец. Страшная глубина! Можно сосчитать до ста, пока камень, брошенный вниз, упадет в воду. В детстве Петр не раз бегал к нему, кидал в него камешки, а потом колодец снился ему ночью, и он просыпался с плачем. Теперь колодец не кажется уже таким страшным. Узенькие оконца с железной решеткой завесили шубами, и две шахтерские лампы на борту колодца скудно освещают огромный подвал. Стены в тусклых блесках сырости.

Собралось человек двадцать. Рабочие и крестьяне.

Секереш опирается на край колодца:

— Вам начинать, дядя Федор.

— Так вот…

Старик Бочкай стоит, пригнув голову, словно боится удариться головой о теряющийся во мгле потолок. Левой рукой он придерживает наброшенную на плечи мохнатую шубу, правой подергивает длинные усы. На стене движется его исполинская тень.

К старику поворачиваются два десятка голов. Грубо отесанные крестьянские головы. Лишь по некоторым лицам видно: руки этих людей не землю копают, а обслуживают машину.

— Так вот, товарищи… Скажу только, что впервой собрались мы сегодня со всех углов Прикарпатской Руси, чтобы составить интернациональную — только правильно понимай — третью интернациональную коммунистическую партию. Добрый отец бедноты Ленин, что в Москве сидит, сказал: «Забирай у господ землю!» Только правильно понимай: так он и сказал — не проси, а забирай… Так велел передать нам Ленин, так они и в Москве сделали, пошли им, господи…

Старик Бочкай, запнувшись, минуту растерянно оглядывает слушателей, а затем с внезапно просиявшим лицом оборачивается к Секерешу, словно только сейчас разглядел его.

Секереш говорит по-венгерски, а Тимко переводит его речь на какую-то смесь русского с украинским. Переводит фразу за фразой. Слушатели одобрительно кивают — всем им понятно, всем им по-сердцу.

— Советская Россия… Третий Интернационал… Большевистская аграрная программа… Ленин… Мировая революция…

Но вот Секереш заговорил о ближайших задачах, и тут — конец единодушию. Тимко, продолжая переводить, начинает тут же возражать ему.

— Если мы поведем массы в социал-демократическую партию, — говорит он, — как мм объяснить, что такое III Интернационал, что такое диктатура пролетариата?

— Единственная возможность получить доступ к массам, — отвечает Секереш, — это втянуть их в социал-демократическую партию. Когда мы их сорганизуем, тогда сможем говорить открыто, а до той поры под коммунистическими лозунгами работает только нелегальная партия.

— Если мы сорганизуем социал-демократическую партию, то нас, рано или поздно, из нее выкинут, и тогда мы окончательно будем отрезаны от масс. Ни за что не поверю, чтобы Рожош не знал, кто мы такие!

— Возможно, что и знает. Но надеется использовать нас в своих целях. Вполне допустимо, что он рассчитывает поступить именно так, как ты сказал: выкинуть нас, как только мы справимся со своей работой. Но наша-то задача в том и состоит, чтобы не дать себя выкинуть. Ведь организовывать массы будем мы, в наших руках будут все опорные пункты…

— А если нас даже и не выкинут, многого мы все равно не добьемся.

Большинство присутствующих лишь с трудом понимают, о чем идет спор. Они с удивлением поглядывают на Тимко, в азарте размахивающего руками. Лаката тоже становится на его сторону.

Мало-помалу и у остальных развязываются языки. Одни думают так, другие — этак. Большинство находит, что Тимко во многом прав, но план Секереша все же надежней; чтобы окончательно навести порядок в Прикарпатской Руси, понадобятся не сотни людей, а многие тысячи, а шепотком эти тысячи и до страшного суда не набрать.

Значительное большинство голосует за предложение Секереша.

— Неладно это выйдет, — замечает Лаката после голосования.

— Ты, как и все мы, свое слово сказал, — строго останавливает его Бочкай. — Раз порешили, теперь твое дело помалкивать.

Секретарем партии будет Секереш. Выбирают центральный комитет из семи членов. Большинство голосов получает Петр. По настоянию Секереша избирают и Тимко.