Заспанная, растрепанная, сердитая тетя Анна ткнула пальцем по направлению кухни.
— Подарки там тебе. Целой ордой приходили. С выпивкой.
Сердце у меня дрогнуло. Едва не оттолкнув тетю Анну, вбежала в кухню. На нашем столике стоял огромный букет темно-красных пионов в коричневой керамиковой [14] То же, что керамический; из обожженной глины.
вазе. Очень нравятся мне такие вазы…
К вазе прислонена открытка. «Нашей дорогой Руте в день рождения от бригады»,— четко выведено на открытке. Так четко написать мог только Тадеуш. Ниже, помельче, столбиком:
Если ты назвался смелым,
Чтоб войти в семью мою,—
Должен ты отважным делом
Смелость доказать свою!
И подписи, подписи…
Рядом с вазой — пакет в оберточной бумаге. Перевязан розовой ленточкой. Никак мне ее не развязать: трясутся руки. Стянула ленточку, развернула. Всеми существующими на свете цветами переливается пестрый отрез шелка…
Села на табуретку, положила отрез на колени. И так мне захотелось зареветь! Вот они какие, наши ребята! А я-то! Я-то! Не они обо мне забыли — я в них не поверила!
Пришли, принаряженные. Сколько хлопот, беготни, споров было. И на лестнице спорили, наверно: кому первым войти, кому поздравлять.
А поздравлять-то и некого. Какими огорченными спускались вниз!
Мои запоздалые угрызения совести прервала тетя Анна:
— Еще у меня в холодильнике еда какая-то. Прибрала, что скоропортящееся. Сейчас отдать или потом?
— Потом, конечно, потом! — Я кинулась переодеваться в рабочее.
Было уже половина девятого, когда я прибежала на стройку. Как всегда, в разгар работы во дворе никого не было: все внутри здания, на отделке.
Не сразу нашла Ганнулю. Но в какую бы квартиру ни заглянула, везде наши. Благодарила, извинялась, приглашала сегодня вечером в гости. Меня поздравляли. Как-то странно, многозначительно и не очень тепло поздравляли. Обиделись все-таки.
Наконец нашла Ганнулю. Она не слышала моих шагов, возилась с растворонасосом. Я подошла сзади, уткнулась лицом в ее широкую спину.
— Ой, кто это? — испугалась Ганнуля. Оглянулась. Незнакомым каким-то голосом произнесла:
— А, это ты! Поздравляю. С двойным праздником поздравляю.
Она выделила это «с двойным». Неприветливо, недобро выделила.
— С каким двойным? — удивилась я.
— Как с каким? — И Ганнуля язвительно усмехнулась.— Сама знаешь. Ехала вчера Юзя в электричке с твоим… с женихом. Что ж скрывать-то!
Вот оно что! Я не вдруг сообразила, как объяснить Ганнуле, что произошло. А пока я собиралась с мыслями, появилась Расма.
— Явилась, невеста? — спросила она и вдруг закричала:— На кого, на кого, дура, Славку променяла? На мороженого судака! — И она в сердцах плюнула.— Под мостом, бывало, халтурщики открытками раскрашенными торговали. Точно Лаймон твой на них сфотографирован!
Я хотела объясниться, но Расма широкими шагами подошла ко мне и, с ненавистью глядя мне в глаза, выговорила:
— Уж на что Славка наш железный! Никогда не покажет, что у него на душе. А тут побелел весь, когда Юзька сказала. Стоишь ты такого парня, как же!
— Расма! Ганнуля! — взмолилась я.— Да послушайте же! Неправда это!
— Что неправда? — на минутку растерялась Расма.
— Все неправда! Он хотел… я не хотела… Неправда все!
— Погоди,— остановила меня Ганнуля.— Расскажи толком.
Я рассказала, как не поняла, о чем говорил Лаймон.
— И впрямь дурочка! — Расма с сожалением пожала плечами.
Потом я рассказала, как мне стало страшно, как мы ушли с Тоней и долго говорили, а Лаймон тем временем уехал.
— Все-таки выходишь ты за него или нет? — с оттенком недоверия спросила Расма.
— Да нет же! Нет! — в отчаянии, что она не верит, закричала я.
Расма переглянулась с Ганнулей, словно спросила: «Можно ей верить или нет?» Ганнуля кивнула.
— Тогда сейчас же иди! — строго сказала Расма, и глаза у нее стали странные, пеленой какой-то словно заволоклись.
— Куда?
— Вот дура! Куда же еще, к Славке. Наверно, вид у меня был совсем идиотский: так вот сразу и пойти?
Расма толкнула меня к дверям.
— Иди и все расскажи!
Легко сказать: расскажи! Так и начать: «Слава, мне надо тебе все объяснить…»
А вдруг он насмешливо сощурится и спросит: «Зачем мне знать твои похождения?»
Казалось, ноги мои приросли к полу. Расма еще раз толкнула меня в спину.
— Умела натворить, умей и ответ держать. Иди! Сейчас же…— Голос у нее оборвался, словно Расма поперхнулась.
Читать дальше