Юрий Лаптев - Следствие не закончено

Разве это звучит не убедительно?

И разве он не оправдал оказанное ему высокое доверие?

Вот почему искренне изумилась, а затем и встревожилась мамаша Федора Федоровича, когда ее сынок — до сих пор такой благоразумный — высказал ей свои, судя по его виду, не на шутку волнующие его соображения.

Да еще и сравнение глупое привел: с фикусом сравнил самого себя.

— Прости меня, Федюша, но… когда ты идешь в отпуск?

Фелицата Ивановна спросила совсем не то, что хотела, потому что при разговоре присутствовал ее брат: хоть и свой человек Аркадий Иванович, но ведь он пришел к сестрице и племяннику не просто в гости.

А Фелицата Ивановна посоветовала братцу дождаться самого Федора Федоровича и переговорить с ним лично. «А мой Федя не выносит подсказки. Даже от меня; все сам, все сам… И вообще в последнее время Федюша очень изменился. Очень! И то сказать: с молодых лет в таких заботах!»

Впрочем, Аркадий Иванович и сам уловил перемену в настроении племянника уже в самом начале разговора, происходившего за домашним ужином, на уютной, обсаженной кустами сирени терраске.

— К сожалению, дядя Аркаша, я не могу сейчас заниматься такими делами, как устройство ваших свинок. Несерьезно все это! — сказал Федор Федорович, даже не дослушав густо мотивированной претензии Аркадия Ивановича. — И вообще…

— Что вообще, Феденька? — спросила Фелицата Ивановна, сразу уловившая, что дело тут не в «устройстве свинок».

— Не за свое дело я взялся. Потому и живу… неинтересно, — сказал Федор Федорович и, насупившись, стал пристально рассматривать узор на тарелке, причем так заинтересовался, что даже взял тарелку в руки.

— Это кто вам сказал, Федор Федорович, ересь такую? — спросила мать с нездоровой вежливостью.

— Никто. Совесть собственная.

— Со-овесть?! — Чего-чего, а такого ответа от сына Фелицата Ивановна никак не ожидала.

— А что ты думаешь, Фиса, это совсем не плохо, когда человек о душе задумался. Об этом даже Лев Николаевич Толстой писал, — наставительно заговорил Аркадий Иванович, потерявший надежду подладиться к своему руководящему племяннику. — А то я смотрю, некоторые люди забыли, что и слово такое существует — совесть! Вот и к школьному совету вернемся: как вы думаете, чему могут научить наших деток такие учителя?

— Подожди ты со школьным советом, — Фелицата Ивановна сердито покосилась на брата — грузного, как и она, благообразно лысеющего. Потом ближе придвинулась к сыну, взяла из его рук тарелку, поставила ее на стол и произнесла многозначительно: — Все понятно!

— Что вам понятно, мама?

— Я так и знала, что это ваше легкомысленное увлечение к добру не приведет!

— Так, так, так… Шерше ля фам! — Аркадий Иванович, как человек воспитанный, попытался разрядить шутливой фразой возникшую за столом напряженность. И в какой-то степени это ему удалось: во всяком случае, Федор Федорович улыбнулся и, откинувшись от стола, сказал весело:

— Правильно, дядя Аркаша, — что шерше, то шерше!

Потом, заглянув в сердито напряженное лицо матери, сказал уже серьезно. И твердо:

— Да, мамочка, я женюсь!

Открытие бани состоялось в начале сентября.

Так как день был воскресный, на пустыре, превращенном к тому времени в скверик, с утра начал собираться народ. Жители Стекольной слободы приходили целыми семьями, парами, в одиночку. Смотрели на баню, на то, как из высокой трубы кудрявится сизый дымок, единодушно хвалили благородный почин пенсионеров. «Нашего брата только расшевели!»

Под вязами попеременно звучали, словно соревнуясь в напевности, две гармоники: одна отечественная — двухрядка, другая иностранного происхождения — аккордеон. Девчата, как водится, пели, иногда дробным топотком проходились по кругу. Потом прибыл со стекольного завода самодеятельный духовой оркестр. Стало еще веселее. В янтарных, будто загустевших к осени лучах солнца мерцали опадающие листья, золотыми шелковинками проблескивала в воздухе паутина. Уходящее лето дарило людям на прощание еще один погожий денек.

Точно в двенадцать часов прибыли Василий Васильевич Трофимов и корреспондент городской газеты с фотоаппаратом.

Однако открытие задержалось еще на несколько минут. А началась церемония тогда, когда широко распахнулись двери бани и на высоком крыльце, оборудованном под трибуну и украшенном зеленью и флагами, появились герои дня — престарелые энтузиасты стройки, которым была предоставлена честь опробовать баню. Всем собравшимся на открытие сразу стало ясно, что проба прошла успешно, — старички вышли из бани распаренные, с порозовевшими лицами, словно помолодевшие от полноты счастья.