Юрий Лаптев - Следствие не закончено

— Виноват! Вы, Кондрат Михайлович, смещаете эпохи…

Каждый человек преклонного возраста имеет свои собственные убеждения, отвердевшие за долгие годы жизни. Поэтому и дискуссия о бане грозила затянуться, если бы, фигурально выражаясь, «не грянул с ясного утреннего неба гром».

Старики настолько увлеклись спором, что долго не замечали подошедшей к ним молодой женщины в спецовке, с планшетной сумкой через плечо. А обратили на подошедшую — прораба Анну Петровну Захарову — внимание лишь после того, как она сказала:

— Плохо, отцы, наше дело. Прямо язык не поворачивается огорчить вас.

Действительно, известие, принесенное Анной Петровной, произвело на стариков ошеломляющее впечатление; оказалось, что строительство бани приостанавливается на неопределенное время, а бригаду Захаровой перебрасывают на строительство мясокомбината.

— Вот тебе и хлябь! — нарушил наконец унылую паузу Иван Нефедович. — Придется, видно, за паром ехать в Москву, в Сандуновские бани. А кому душ принять захочется — аж в древний Рим!

— Начальства много развелось, и каждому охота показать, что не зря советская власть ему деньги платит! — сердито сказала Захарова. — Вот и перекидывают людей с одной стройки на другую, будто в мяч балуются.

— Нет, позвольте. Так в порядочном социалистическом обществе не делается! — заикаясь от волнения, заговорил Костричкин. — И я лично это дело обжалую!

— Кому?

— Власть предержащим!.. Да, да, извините, но за моей внучкой ухаживает Федор Федорович Потугин… А поскольку вопрос приобрел столь нежелательный оборот, я считаю себя вправе…

— Это же светлая мысль! — поддержал учителя Цезарь Осипович Бронхит. — Правда, столь привлекательной внучки у меня нет, но зато в прошлом году я создал мамаше Федора Федоровича такую жевательную поверхность, что мадам имеет возможность запросто разжевать черепаху!

— Только не жалоба, а протест! — патетически воскликнул актер.

— Ой, не смешите меня натощак, отцы! — с усмешкой оглядывая распетушившихся стариков, сказала Захарова. — Жаловаться они пойдут! Ведь сами тогда на собрании согласились праздновать.

— Чего праздновать?

— Ну… дату какую-то, что ли.

— Позвольте, позвольте, дорогая Анна Петровна, — Костричкин поднялся с бревна и, сердито помаргивая, уставился в лицо молодой женщины. — Начнем с того, что я сам являюсь, если хотите, лицом, облеченным доверием сограждан, поскольку…

— «Римляне, сограждане, друзья! Я Цезаря пришел похоронить, а не хвалить!» — некстати громыхнул Средневолжский.

— Значит, сами на себя и жалуйтесь. Поскольку облеченные, — сказала учителю Захарова. — Ведь не тещины именины вы справлять надумали, а всего Крайгорода! Значит, тянись; слышно, не только из области гости к нам пожалуют, а и из Москвы! Гляди, и маршал наш Иван Тимофеевич захочет земляков поздравить с таким достижением. Ну, а что это за праздник для девушки, если обновки нет. Вот Василий Васильевич и надумал: давайте, говорит, друзья, соберемся с силенками да и подгоним к торжественному дню открытие мясокомбината. Дескать, знай наших!

И что только людям надо?

Ведь, думается, каждому крайгородцу должно быть лестно, что об их неприметном доселе городке вдруг с уважением заговорила вся область, что статья учителя Костричкина «Древний памятник русской культуры», живописующая многовековую историю Крайгорода, появилась в столичном журнале и сразу же была перепечатана областной газетой на зависть всем городам области. И даже прижимистый облфинотдел выделил Крайгороду специальные ассигнования на проведение юбилейной годовщины.

И план подготовки к празднованию, казалось, был продуман до мелочей; горсовет даже самый трудный вопрос решил: вынес категорическое постановление — в месячный срок переселить из единственной в городе гостиницы всех плотно прижившихся там «клиентов», отремонтировать здание и заменить название «Европа» на «Уют».

И два квартала центральной улицы Клары Цеткин решено было перемостить заново.

А на въездном мосту через речку Прихоть по плану предполагалось сменить перила и поставить перед мостом арку.

И даже на побелку церкви Сорока мучеников, воздвигнутой радениями боярыни-вдовицы Шуйской одновременно с московским храмом Василия Блаженного, были выделены материалы.

«Мало вам?»

Правда, вслух этого вопроса Федор Федорович никому не задавал, но мысленно обращал такие слова к каждому посетителю.