Юрий Лаптев - Следствие не закончено

Все гурьбой двинулись из избы.

— Многому научила нас эта война, очень многому, — говорил Коржев, стоя на облучке кошевки. — С одной стороны мы доказали всем врагам своим, что нет таких укреплений, которые смогут остановить натиск наших частей, но с другой стороны… Нужно еще много работать над укреплением нашей страны, а главное — над воспитанием и физической подготовкой нашего бойца. Война, конечно, дело тяжкое для всех, но совсем непереносимое для того, кто не сумел воспитать в себе волю, не сумел приготовить себя ко всяким опасностям, лишениям, потерям! А подготовиться можно… — Коржев обвел взглядом окружавшую кошевку толпу и продолжал уже иным тоном: — Вот, помнится, кто-то мне рассказывал, что жил у нас в Сибири мужичок, который носил на руках двадцатипудового быка.

— Был такой товарищ, определенно! — крикнул Костюнька Овчинников.

— На словах-то и Парфен Федорович наш быка поднимет! — с улыбкой глядя на Коржева, сказала стоящая возле самой кошевки Люба Шуракова.

— Помолчи ты, сорока! — сердито цыкнул на Любу стоявший рядом с ней престарелый пастух Парфен.

Коржев взглянул на Парфена, на Любу и сказал, лукаво прищурив один глаз:

— Верно говоришь, девушка, что не всякому слову можно верить. Вот, к примеру, сколько бы ты мне ни рассказывала, что ребята по тебе не сохнут, я не поверю, и все!

Все окружавшие Любу, кроме Костюньки Овчинникова, захохотали. Девушка смутилась, попыталась отшутиться, но ее не расслышали.

— Громче говори, товарищ Коржев! — крикнули из задних рядов.

— А вы тихонько слушайте… Отелилась, значит, у мужичка — Василием, кажется, его звали — корова, — продолжал свой рассказ Коржев. — Да, именно, Василием Петровичем… Ну, теленок как теленок: голова, четыре ноги, хвост и все, что бычку иметь положено. Жена и говорит Василию: «Раз бычок — давай зарежем». А Василий Петрович ни в какую. «Я, говорит, дорогая женушка, через этого теленка такую силу приобрету, что за четырех работать буду!»

— Видишь — какое существенное дело! — укоризненно сказал Парфен Любе и оглянулся на стоявших сзади, как бы приглашая слушать внимательнее. Но всех и так заинтересовал рассказ.

— Ну, раз такое дело, жена мужу перечить не стала: шутка сказать — вместо одного работничка в дому будут четыре! Вот наш Василий Петрович и начал каждый день по три раза теленка брать на руки и носить по хлеву. Подходит, например, утречком к бычку и говорит: «Вчера вечером я тебя легко поднимал, неужто за ночь ты так отяжелел, что не сдюжаю?..» Месяц носит, два носит. Бычок растет, а у Василия сила и сноровка день ото дня прибавляются. Ну и… до сих пор, говорят, быка поднимает.

Толпа, окружавшая кошевку, оживилась. Послышались смех, веселые возгласы:

— Скажи пожалуйста!

— Какое развитие получил Василий Петрович!

— Очень просто: раз вчера ты теленка поднял, сегодня обязательно осилишь. И так далее, по текущим дням.

— Я вам к чему эту басню рассказал, товарищи? — возвысил голос Коржев. — Каждый человек может ежедневной тренировкой развить в себе и силу, и ловкость, и сноровку! Да, да, ко всему можно себя приучать — и к холоду, и к ходьбе, и к преодолению любых трудностей. Вот товарищ Головин и комсомольцы ваши верно это поняли. Начали с малого — с лыжных прогулок да охоты на волков, а придут к большому — передовыми будут и в труде и в бою. К примеру — слышали ведь вы про ворошиловских всадников?

— Слыхали, как же.

— Донские казаки — они потомственные кавалеристы, — не без зависти сказал Костюнька.

— Правильно. — Коржев оглядел теснившихся у кошевки комсомольцев. — Казаки молодцы! А кто сказал, что наши ребята, сибиряки, хуже?.. Да ведь когда еще сибирские стрелки считались самыми лучшими в мире солдатами! Один известный немецкий генерал, да чуть ли не Гинденбург, так определил русскую пехоту: эти, говорит, люди страшнее всех созданных гением войны машин!

Речь секретаря райкома и особенно фраза, сказанная про сибиряков немецким генералом, пришлись по вкусу жителям сибирского села Новожиловки. Несколько пожилых колхозников окружили Максима Жерехова, шутили:

— Смотри, как ты, Максим Никанорович, тому Гинденбургу понравился. Выше всех машин вас обозначил.

— Ну так ведь не зря Брусилов пожаловал Максиму три георгиевских креста.

— И охота вам, граждане-товарищи, старое ворошить, — бормотал Жерехов, смущенный всеобщим вниманием. — Знаем мы этих немецких генералов, — говорят одно, а в уме держат другое. Мы, конечно, народ не злопамятный, но… уж если вторично германец против нас выступит, — скорого замирения пусть не ждут! Под расчет воевать будем.