— Никакой наличности, Александр Васильич. Все как есть подобрали. Можно сказать, под метелку. Остались свечки да мыло духовое.
«Идиот, — мысленно обругал себя директор, — почему не распорядился оставить неприкосновенный запас? Впредь наука. Учись обо всем думать». Вызвал начальника приисковой охраны Буйного. Тот оказался неподалеку и скоро пришел.
— Иван Тимофеевич, ты знаешь, что неделю назад нам отправили обоз с хлебом и продовольствием? Так вот, его до сих пор нет. Что скажешь?
Начальник охраны крякнул, сгреб в горсть бороду и, медленно пропуская ее меж пальцев, ответил:
— Непонятное дело. Искать надо. Могли и приблудить.
— Надо искать обоз, Иван Тимофеевич. Поезжай сам.
— Сдается мне, дело не пустяком пахнет.
— Бери сколько потребуется, дружинников и немедленно выезжай. Помни: в Новом ни осьмушки хлеба.
Буйный с десятком всадников выехал через час. Дорога, петляя, тянулась лесом, изредка пробегая небольшие поляны на месте бывших гарей, стороной обходя топкие места. Верстах в двадцати от прииска натолкнулись на остатки исчезнувшего обоза. Дорогу загородили опрокинутые разбитые телеги. Среди них лежали трупы лошадей со вздутыми боками и оскаленными мордами. Там и тут земля белела от муки, высыпавшейся из распоротых мешков. Большая железная бочка, пробитая пулями в нескольких местах, еще сочилась последними каплями желтого как янтарь, прозрачного подсолнечного масла. Раздавленные консервные банки, вспоротые кули с горохом, пшеном и солью — все разбросано, перемешано с землей. Здесь же среди повозок и конских трупов лежали и обозники — пять человек. И каждый был изуродован так, что страшно смотреть. Начальник приисковой охраны, глядя на эту картину разрушения, все более мрачнел. Ковырнул носком сапога грудку серой слипшейся муки:
— Похозяйничали, сволочи.
— Иван Тимофеевич, — дружинник подал Буйному листок смятой бумаги. — Вон тому к груди прикололи.
На листке со следами грязных пальцев и крови кто-то коряво нацарапал карандашом:
«Смерть галадранцам. Ужо всех пирибём ухадити бальшивики праклятыи».
Иван Тимофеевич в бешенстве скомкал бумажку и хотел бросить, но передумал, сунул в карман.
— Пригодится. Тимошенко, и ты, Бузуев, повертывайте на прииск. Расскажите директору, что тут видели. Пусть пришлет подводы. Мы здесь останемся.
Двое уехали, остальные принялись собирать все, что уцелело из продуктов и что можно было использовать. Буйный, взяв с собой одного охранника, поехал по следам бандитов, надеясь узнать, откуда они появились и в каком направлении скрылись. Вернулся он часа через два. Следы бандитов затерялись в лесной глухомани. В шайке было не менее десяти человек. Нападение на обоз, видимо, готовилось заранее: на дороге оказались завалы, за которыми бандиты устроили засаду. Перебив людей и уничтожив большую часть продуктов, нападавшие скрылись.
Преследовать их сейчас не было смысла, так как с момента нападения прошло два-три дня.
Ночью приехал Майский с несколькими подводами под усиленной охраной. Иван Тимофеевич рассказал ему все, что удалось выяснить о гибели продовольственного обоза. Директор слушал молча и только скрипел зубами. Когда Буйный кончил, инженер глухо сказал:
— Мне-то ты все рассказал, а вот как старательским женкам объяснить? Они и слушать не станут. Знаешь, что сегодня магазин едва по бревнышку не разнесли?
Действительно, на прииске дело едва не дошло до настоящего бунта. Началось с того, что утром возле магазина собралась большая толпа женщин. Вначале они вели себя спокойно, терпеливо ожидая, когда Булгаков откроет магазин. Время шло, а завмаг не появлялся. Женщины заволновались.
— Где его носит, рыжего? — сердито заговорила одна из старательских женок. — Вон солнышко-то куда поднялось.
— А ему что, — отозвалась другая. — Дрыхнет пьянчуга.
— Ну это вы, бабоньки, зря, — вмешалась еще одна женщина, — Семен Федорыч непьющий. Грех о человеке так говорить.
— Непьющий? Да где ты видела непьющего мужика? Все они не пьют, пока спят.
Шум усиливался, и неизвестно, что бы еще наговорили рассерженные женщины о Булгакове, если бы в это время не появился он сам. Завмаг догадывался, в чем дело, и угрюмо спросил:
— Чего расшумелись? Чистые сороки.
— А ты — ворона. Рыжая ворона. Открывай-ка лучше магазин. Его ждут, а он разгуливает.
— Гулял, верно. И магазин открывать не буду.
— Это как — не будешь?
— Вот так. Не буду и все.
Читать дальше