Владимир Дудинцев - Белые одежды

Саша оглянулся на Стригалева.

— Ну, раз теория… — сказал тот, встретившись взглядом с московским ревизором, от которого ничего не скрыть.

«Не зря Касьян к нему прицепился», — подумал Федор Иванович. Сильно обеспокоенный, он осматривал выставленные перед ним растения, читая по ним всю потайную и хитроумную тактику не сдавшегося борца. И только кивал, одобряя хорошо, чисто выполненные прививки и как бы не замечая подвоха. Один только раз он как бы проснулся, услышав знакомую фамилию.

— Шамкова, — прозвучал около него глубокий, крадущийся голос. Потом протяжный вздох. — Анжела… — Как будто с ним знакомились на танцах.

— Пожалуйста, что у вас? — кратко сказал он, бросив на нее мгновенный острый взгляд.

Она была крупная, с маленькой головой, туго обтянутой желто-белыми волосами, красный перстень горел на нежнейших пальцах с бледным маникюром. «Как же ты копаешься в земле?» — подумал Федор Иванович. Он бегло осмотрел какие-то выращенные ею гибриды, отметил в блокноте, что работа дельная, бьет в ту же точку, что и остальные, и перешел дальше.

Здесь, выставив, как на рынке, плоды своей работы, стояла Елена Владимировна — в халатике и в очках.

— Что продаетя? — спросил Цвях, подходя.

— Пожалуйста, — сказала она с легким поклоном и подвинула вперед несколько горшков. — Продаем картошку. Вот дикари «Солянум пунэ», «Солянум гибберулезум» и «Солянум Шиккии». Все привиты на томаты, у всех завязались ягоды от пыльцы культурных сортов.

— Интересный товар, — сказал Цвях.

— Ну, как с катапультой? — спросила она, прямо взглянув на Федора Ивановича.

Он отвечал с прохладным и проницательным взглядом тициановского Христа, которому фарисей предложил динарий:

— Катапульта — хорошее средство для выхода из аварийной ситуации.

— Он вчера говорил мне это слово, — сказал Цвях.

— Он всем его говорит, — заметила она.

— Сами прививаете? — спросил Федор Иванович.

— Вот этими инструментами, — она показала маленькие, почти детские руки с корявыми ноготками земледельца. Федор Иванович вспомнил руки Анжелы Шамковой. Да, природа не зря трудилась, создавая руки, и целью ее был не только хватательный инструмент, но и сигнализатор, — как сказал бы технарь.

— Чистая работа, — сказал он, оглядывая привитые кусты. И вдруг запнулся. — А что вот эт-то такое? — почти рванувшись вперед, он озабоченно указал на стоящий поодаль горшок со странным одиноким стеблем. Стебель был одет несколькими ярусами крупных листьев и был похож на этажерку. — Я что-то не узнаю… Это картошка?

— Это мой «Солянум Контумакс», — раздался над его головой голос Стригалева. — Я поставил его подальше от комиссии, но разве от вас что-нибудь скроешь…

— От него? — с восторгом сказал Цвях. — От него ничего не скроешь!

— Видите ли, — Стригалев вышел вперед. — Я никак не могу преодолеть его стерильность по отношению к культурным сортам… Не завязывает ягод.

— Какой-то странный «Контумакс», — сказал Федор Иванович. — Я же знаю этот вид. У вашего весь габитус крупнее. Чем вы его кормили?

— Хорошо накормишь, он и вырастет, — примирительно вставил беспечный Цвях.

— Вообще-то вы замахнулись, — недоверчиво проговорил Федор Иванович. — До сих пор, по-моему, никому еще не удавалось получить ягоды от такого скрещивания. Одно время иностранные журналы, — он обернулся к Цвяху, — были полны сообщении о попытках ввести этого дикаря в скрещивание. Потом все затихло, и мировая наука подняла руки вверх. И отступились. По-моему, все — я правильно говорю? — это уже был вопрос к Стригалеву.

— Вообще-то так и есть, — пробормотал Иван Ильич, глядя в сторону. — Но вот мы… Советская наука в нашем лице надеется все же найти…

— Этот эксперимент… Такая попытка — и в такой скромной тени…

Спохватившись, повинуясь отдаленному голосу, Федор Иванович умолк. Отвернулся, оставил это странное растение в покое. Пора было заканчивать затянувшийся осмотр.

— Елена Владимировна, Иван Ильич, — сказал он, оглянувшись, как будто посмотрел — нет ли посторонних. — Возраст ваших растений месяца четыре, а то и пять. Когда у нас кончилась сессия академии? Двадцать дней назад. Я должен с удовлетворением… Хотя и не без удивления… отметить, — он не удержался и широко улыбнулся, — должен отметить, что ваша перестройка в верном направлении началась за полгода до того, как на сессии прозвучал призыв к перестройке. Это делает вам честь, но не всем может быть понятно. Теоретические позиции ваши многим ясны. Готовясь к этой ревизии, я пролистал некоторые журналы… По-моему, еще за месяц до сессии Иван Ильич выступал…