Борис Раевский - Товарищ Богдан

Уже два года работает Ваня в торпедных мастерских. После больницы он не вернулся в лавку к купцу, уехал из Питера к тетке, в Кронштадт.

Кронштадт Ване не понравился. Мрачный город на острове. Посреди — канал, рассекающий остров надвое. Весь город строгий, военный, будто одни огромные казармы. По улицам маршируют патрули, офицеры и матросы. Здания приземистые, у входов — охрана.

Ваня пересек город и вышел к большому особняку, серому, с колоннами. На нем чернела надпись: «Морское собрание».

Значит, сюда! Тетка писала, что квартирует как раз неподалеку от этого странного собрания.

«Придумают же! И как это так: собрание — морское?»

Тетка жила в Кронштадте давно. Муж ее утонул, сорвавшись в бурю с палубы клипера [3] Клипер — парусное судно. «Святая Мария». Тетка часто рассказывала об этом, но на людях старалась не плакать и гордо называла себя «вдовой матроса первой статьи». У нее было много знакомых моряков. Один из них и устроил четырнадцатилетнего Ваню учеником в торпедные мастерские.

Это был приземистый серый каменный корпус.

С сильно бьющимся сердцем пришел Ваня первый раз на работу. Робко подошел к матросу, стоящему с ружьем у входа. А вдруг не пустит?

Но матрос пустил.

Цех ошарашил и оглушил Ваню. Повсюду стучали неведомые, станки, хлопали и шуршали быстро бегущие широкие приводные ремни. Весь цех был наполнен грохотом, скрежетом, визгом.

Ваня с трудом разыскал «старшого» — высокого, жилистого, в засаленной морской куртке, под которой виднелась тельняшка. Когда-то он служил боцманом на корабле и привык «учить» новичков зуботычинами.

— Михеев! — позвал «старшой» рыжего рябого слесаря. — Получай ученика. А ты, — сказал он Ване, — помни: его слово — закон. Тут тебе не лавка в Апраксином дворе! Это — российский императорский военно-морской флот. Понял, шкет? — И старшой для пущей убедительности щелкнул Ваню по носу.

Михеев встретил нового ученика неприветливо. В мастерской существовал обычай: устраивать всякие «штучки» новичку, смеяться и издеваться над ним. Выдержит паренек — станет «своим», не выдержит — заплачет или побежит жаловаться начальству, — значит, жила слаба, не место ему в мастерских.

В первый же день рыжий конопатый учитель крикнул Ване, чтобы он влез в трубу — металлический остов будущей торпеды — и подтянул там ключом гайку. Ваня полез, хотя и не знал, каким ключом какую гайку.

Когда сапоги мальчика скрылись в трубе, Михеев, подмигнув приятелям, задраил выход из торпеды. Ваня оказался замурованным. Он понял: рыжий слесарь подшутил над ним — и спокойно лежал, надеясь, что заслонку отвернут. Прошло больше часа. Лежать на жестком холодном металле было невмоготу. Заболела шея, тяжело заныл затылок. Ваня гулко забарабанил кулаками по трубе. Однако Михеев, посмеиваясь, делал вид, будто ничего не слышит. Прошло еще часа два. Тело у Вани совсем затекло, шею ломило. А главное — было до слез обидно, что его поймали, как мышонка в ловушку. Но Ваня сдерживался.

«Больше стучать не буду! И кричать не буду!» — твердо решил паренек.

Насупившись, он лег поудобнее и затих.

Только под вечер, в конце работы, заслонку отвинтили. Ваня, с трудом двигая одеревеневшими ногами и руками, вылез из трубы. Перед ним стоял пожилой, длинный, глухо кашляющий слесарь. Все в мастерской звали его по фамилии — Катюхин. В молодости он служил на корабле, но был списан за «неблагонадежность» и переведен в мастерские.

— Нашел забаву, рыжий ирод! — сказал Катюхин Михееву. — Над карапузом измываться…

В другой раз Ваня обиделся бы за «карапуза», но сейчас он с признательностью глядел на Катюхина.

Из-за конторки вышел сам «старшой».

— Ты зачем, шкет, в торпеду залез? — ухмыляясь, спросил он и насмешливо щелкнул Ваню по носу обкуренным пальцем. — От работы отлыниваешь?!

Михеев покатывался со смеху. Это называлось «учить дитё уму-разуму».

Целых полгода Михеев не подпускал Ваню к тискам. Только гонял паренька за инструментами, заставлял подметать пол, убирать металлические стружки да подтаскивать отливки. Рыжий слесарь убедился, что мальчик выдержал «приемные испытания». С тех пор Ваня стал своим человеком в мастерской. То один, то другой слесарь показывал ему, как держать напильник, пилу, как рубить зубилом. Узнал Ваня названия слесарных инструментов и частей торпеды.

С работы он приходил совершенно разбитым и, наскоро поев, тут же заваливался спать на сундук в кухне у тетки. Сундук был короткий, Ванины ноги свешивались с него. Но мальчик, накрывшись полушубком, спал как убитый. А утром снова на работу.