Сергей Крутилин - Грехи наши тяжкие

Отец замечал Катю и махал ей рукой, маня к себе. Она подбегала, и отец, грузно повернувшись к ней, брал ее на руки и, подержав, опускал.

«Ух, какая ты большая стала!» — говорил он.

Когда он нагибался, чтобы опустить ее на землю, деревянная нога его скрипела. У отца не было ноги — он потерял ее в гражданскую войну. Он вернулся с войны в свою деревню и долго жил один, холостяком. Потом женился. Но все его считали нелюдимым — и мать так считала, и сыновья. И только к Кате, последышу своему, он относился с нежностью.

«Папа, а что ты делаешь, расскажи?» — просила она.

«Слышу, мать поет. Пчелы готовятся к роению. Надо отселять новый рой».

Из-за своего физического недостатка, которого отец очень стеснялся, он никогда не пахал землю. У него был сад и вот эти ульи. Когда мужики объединились в артель, ему было нечего везти на баз: не было у него ни лошади, ни сохи. Одно у него было богатство — вот эти ульи, да еще руки.

С той поры как отдал он колхозу ульи, так и занимался пчелами. Зимой он приглядывал за ними в омшаниках, а как только потеплеет, вывозил на луг и жил там бобылем и нелюдимом. Пчелы не переносят ни шума, ни резкого стука, и отец так привык к этому, что и дома, и на собраниях никогда не повышал голоса, не кричал ни на жену, ни на детей.

Он знал жизнь пчел лучше, чем жизнь людей, и рассказывал о них такие истории, которые не всякий знает о своих друзьях, о самых близких ему людях. В этих рассказах пчелы представали мудрыми труженицами, жизнь которых разумнее, честнее, чем жизнь людей.

Дорожка, ведущая к калитке, была черна от росы. Видимо, ночь стояла туманная: мокрыми были не только асфальт, но и кусты сирени, росшие под окном, и широкие листья тюльпанов, упрямо тянувшиеся к солнцу.

Торопливо шагая по дорожке, Долгачева присматривалась к цветам. Тюльпаны были ее затеей. Она сама вскапывала грядки, сажала луковицы. Всякий раз проходя мимо, присматривалась: не зацвели ли? Нет, не зацвели, даже бутонов еще не было, но сами листья уже большие, сочные. Они, как ладони рук, подняты кверху, и в каждой ладошке светились капли росы.

Стукнув щеколдой, Долгачева вышла на улицу.

Дом ее находился почти в центре Туренино, неподалеку от райкома. И как может быть лишь в таких маленьких городках, — улица, мощенная булыжником. Со временем вся заросла травой-муравой. Вдоль этой улицы петляла узенькая тропка, протоптанная ее ногами. Уже семь лет бегает она этой дорожкой. И за эти годы редко кто из соседей видел, чтобы Долгачеву возле дома поджидала машина или чтобы водитель «газика» Слава подвозил ее вечером. Шофер подавал машину к райкому всегда в урочное время — к восьми или пораньше, когда ей надо было ехать в область.

Долгачевой нравилось ходить по утрам по тихим улочкам лениво просыпающегося городка.

Подумалось: все-таки есть что-то очень милое, трогательное в наших маленьких районных городках.

Был час, когда город еще не пробудился.

Эти минуты очень любила Екатерина Алексеевна. Пройдет четверть часа, и Туренино наполнится звуками. Звуки эти очень разные, свои во всякое время года. Долгачева привязалась к ним и порой даже не замечала их. Но сегодня эти звуки обострились: все кричало, пело, цвело, лопались почки на старых липах.

«Любовь обостряет чувства!» — пошутила она над собой.

До приезда Тубольцева Долгачева, случалось, доходила до самого райкома, не замечая звуков. А тут только пошла по тропе, как захватили ее звуки — один явственнее другого.

Кто-то стучал молотком, чиня забор. «Тук! Тук!» — разносились удары. Туренинцы очень любят заборы, любят отгораживаться друг от друга. За заборами они следят, чинят их.

В садах звенели лопаты — горожане сажали картошку.

Туренинцы сажают картошку всюду, где есть клочок свободной земли: в садах, под яблонями, где сырость и тень. Но клочки эти крохотные, соберешь с них мешок-другой. Разве это картошка? Главные картофельные плантации у туренинцев в Щучьем. Это такое место, неподалеку от города, в пойме Туренинки.

Когда-то Ока разливалась весной широко, и место это было щучьим нерестилищем. Теперь болото пересохло, и весной сюда редко заходит вода. Зато картофельное поле здесь отменное.

Еще неделю назад, по утрам, идя к себе, Долгачева встречала шоферов и учителей, шедших в Щучье. У одного за плечом двухметровка, у другого — связка свежевыструганных кольев. Они шли, чтобы делить огород. Каждую весну огороды перемеряют и перераспределяют по едокам.