Михаил Алексеев (Брыздников) - Девятьсот семнадцатый

Шли напряженные минуты.

У палатки послышался шум — сдавленные стоны. Еще стон, и грузно стукнуло упавшее тело.

Время, казалось, остановилось.

Наконец откинулся полог. В синем просвете появились темные фигуры. Кто-то полушопотом сказал: «Господа, все сделано».

— Браво, браво!

— Спешим же.

Арестованные по-двое, по-трое, вышли из палатки. Соблюдая осторожность, обошли лагерь и выстроились на гладком месте у холма, откуда начиналась трактовая дорога на Б.

— Ну, господа офицеры… Во имя дела и во имя личного спасения мобилизуйте всю силу своих ног.

— Словом, господин полковник, вы предлагаете взять ноги в руки, — пошутил кто-то.

— Нет. Возьмите волю в руки. Предстоят долгая и упорная борьба. Или мы победим, престол и Россия будут спасены, или… или… гм! Пускай погибнет Россия черни и бунтовщиков!

— Великолепно, полковник!

— Хорошо сказано.

— Господа, тише и не отставайте, пожалуйста. У нас около двух часов времени и сто верст впереди. Давайте здесь по тропинкам — на дороге могут нагнать.

Ровно через два часа уже весь лагерь знал о том, что арестованные офицеры, задушив часовых и взяв себе их оружие, бежали в неизвестном направлении.

Высланные в погоню кавалеристы полка, замучив себя и лошадей, уже утром вернулись в лагерь ни с чем.

Васяткин и Нефедов негодовали. Но делать было нечего. Успокоив солдат, комитет принялся за обычные дела.

Вместо уехавших делегатами членов комитета выбрали двух солдат третьего отделения первого взвода, Кузуева и Ляхина.

Кузуев, человек подвижный, вихрастый, широкогрудый, был до своего солдатства пекарем. Борода и усы у него почему-то не росли совсем. Но зато на голове волос было такое обилие, что товарищи по роте так и звали его: Кузуй Волосатый.

Ляхин представлял собой полную ему противоположность. Это был небольшой, беззубый, жилистый человек, по профессии шахтер. У него были красные, точно налитые кровью глаза. Все эти отличительные признаки свои — и кровяные глаза, и лысину, и беззубость — получил Ляхин во время последней контузии. Голос Ляхина всегда звенел, а смысл слов отдавал ядом.

Эти новые члены комитета не состояли ни в какой партии, но тяготели к большевикам.

Нефедов, на протяжении двух последних дней и ночей, вел непрерывные разговоры с Васяткиным. Спрашивал он обо всем: откуда появились большевики, чего они хотят, как думают достигнуть желаемого, кто такой Ленин, что такое империализм, кто такие кадеты, меньшевики, дашнаки, муссаватисты, и чего они хотят. Нужно ли обязательно, чтобы быть большевиком, состоять в партии.

На все эти и еще тысячи других вопросов он получал от Васяткина ясные ответы. Этот простой, вечно сосредоточенный большевик нравился ему все больше и больше.

Сегодня, когда закрылось заседание комитета, Нефедов отозвал в сторону Васяткина и сказал ему:

— Вот что, Семен, хочу я в город съездить в комитет большевиков, думаю в партию записаться к вам.

Лицо Васяткина озарилось довольной улыбкой.

— Езжай, если надумал. В партию тебя примут. Я тут запаску товарищам напишу.

— Поеду нынча.

— А как думаешь, Нефедыч, если бы сюда из комитета кто приехал — навербовали бы мы в партию ребят?

— Конечно, навербовали. Я скажу вашим в комитете. Сколько езды-то?

— Железной дорогой полсуток.

— Так я поеду. Завтра утром буду там, а ночью возвращусь обратно.

— Езжай, езжай. Газет свежих привези да литературы. А я тут поработаю с ребятами. Нужно подготовить их, чтобы нетрудно было им без нас работать. Ведь мы, как выбранные от полка, уедем с тобой в бригадный комитет.

— Ну, ну, работай.

Попрощавшись с товарищами, Нефедов зашел в свою палатку за вещами. Когда он уже собрался выходить вон, то вдруг услышал чей-то стон и будто плач.

«Кто же это такой плачет?» — подумал Нефедов и оглядел палатку. Стон, казалось, шел от угла, заваленного мешками с мукой и солью. Он заглянул за мешки.

На земле, в пыли и грязи, лежал каптенармус Урюпенко и стонал. Лицо Урюпенко было иссиня-желтое, а гласа на выкате.

— Чего тебя черти занесли сюда? — спросил Нефедов. — Что, нездоровится?

— Помираю, — слабым голосом ответил Урюпенко. — Прости, что зло сделал — нечистый попутал.

— Какое зло? — спросил в недоумении Нефедов и тотчас догадался. «Так это он донес».

— Попутал грех… Деньги твои и кинжал в сундуке у меня. Возьми… Да прости ради Христа…

— Зачем; это сделал — бессовестный?