Лев Якименко - Судьба Алексея Ялового

И все-таки что-то покалывало его в сердечко. И не только чувство настороженности, опасности. Ему казалось, что это был длинный-длинный, бесконечный и трудный день. И будто он потерял что-то, а что — не мог вспомнить и понять. Да и не дано было ему тогда понять это!

Они неожиданно появлялись и так же внезапно исчезали.

Только что было тихо-тихо, и вдруг, от двора к двору, начали переметываться яростные собачьи всхлипы, где-то тревожно закудахтала курица, взвизгнул поросенок. Алеша выглянул со двора: по улице метут длинными подолами цыганки. От толоки доносится ржание лошадей — там разбивают табор, а женщины уже кинулись «на работу». У некоторых на руках дети: смуглые немытые рожицы, звероватые глаза, жесткие всклокоченные волосы; цыганухи легко перебрасывают их с одной руки на другую, будто кулек с товаром. И быстро стрекочут что-то по-своему. Не поймешь сразу, ругаются или договариваются о чем. Рассыпаются по дворам, кажется, заранее распределив — кому куда…

И сразу:

— Молоденький! Красивенький! Дай погадаю!

Вкрадчивое. Зазывное. Сладко-певучее.

Алеша опасливо косится. Сроду такого не слыхал. А вот что детей воруют, про это слыхал. И куда только бабушка запропастилась!

Молодая цыганка, поблескивая огромными плоскими серьгами, вцепилась в Алешину руку. Она, наклонившись, рассматривает его ладонь. У нее продолговатое лицо, тронутое на скулах неярким румянцем, гладкая, маслянисто отсвечивающая кожа, широко расставленные хитроватые глаза. Алеша видит ее тонкую, совсем юную шею с бьющейся голубоватой жилкой, кофту с широким низким вырезом, влажную стыдную впадину. Он тут же — глазами в землю.

Цыганка быстро цокает языком:

— Це-це-це-е… Позолоти ручку, красивенький, скажу, что тебя ожидает, какая судьба у тебя будет. Счастье, радость что принесет…

— Как это — позолоти? — спрашивает Алеша, а сам краем глаза видит, как старая цыганка направляется к кухне, открывает дверь. Будто к себе домой. Летом в кухне обычно живет бабушка, сейчас в ней никого нет, на окошке решето с яйцами. Еще покрадет!

— Ты куда поперлась?! — тонким голосом по-хозяйски кричит Алеша. Он дергает руку, молодая цыганка чуть крепче сжимает ее, у нее жесткие, горячие, сухие пальцы, смеется:

— Ты пугливый, да? Хочешь переполох вылью, я умею…

Алеша немеет от ее недоброго смеха, от ее скрытных глаз с крохотным жестким зрачком. Они царапнули его, и снова их прикрыли желтоватые веки, цыганка вновь разглядывает Алешину ладонь. Будто между делом спрашивает:

— Деньги есть? Три копейки, пять… Только не обманывай, хороший, я на три метра вглубь вижу, обман сразу узнаю.

— У меня целых десять копеек! — говорит Алеша и лезет в карман. Он не успел разжать пальцев, а его блестящая монета уже исчезает в бесчисленных складках одеяния молодой цыганки.

— По осени предстоит тебе казенный дом, — говорит она заученно, выпевая. Низкий протяжный голос ее равнодушен и скучен.

У Алеши мурашки по спине.

— Чего? — стесненно переспрашивает он.

— Видно, в школу пойдешь, — буднично поясняет цыганка.

Алеша сражен, околдован! А еще говорят — цыгане обманывают. Татусь только вчера сказал, осенью попробуем в школу. Что ж, мальчику еще семи нет, но он умеет читать, писать, хорошо считает. Правда, по закону в школу только с восьми. Татусь пообещал: попросим, может, возьмут. Кто об этом мог знать? А она узнала, по руке отгадала!

— Неси сала, кусок побольше возьми, — с неожиданной властностью приказывает цыганка. — Дальше гадать буду… Поведаю прошлое, настоящее, будущее. Про то, как жил, как живешь, как жить будешь. Радость и горе открою по всей правде, без обмана. — Она вновь выпевает.

Протяжный гортанный голос ее как музыка.

Цыганка быстро взглядывает на Алешу. И он видит совсем по-иному всю ее… Почему она показалась ему поначалу сумрачной, недоброй: бормотала непонятные, загадочные слова, будто по привычке или тягостному понуждению. А теперь он видит ее глаза, широко поставленные, под ровным открытым лбом, они смотрят на него с проснувшимся интересом. У нее отливающее смуглостью лицо, худой, острый подбородок, стремительно ровный нос, дрогнувшие в улыбке губы приоткрывают белый частокол зубов, и Алеша каким-то таинственным путем угадывает, что перед ним совсем молоденькая цыганка. Наверное, веселая и озорная. Он уже готов сорваться, лететь к ящику с салом, за ним на чердак надо лезть, но в сенях стоит лестница… И тут он видит, выглянув из-за спины ворожеи, как из кухни воровато выскользнула старая цыганка. В руках у нее как будто ничего нет, но кто их знает, цыганок этих.