Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 2. Одиночество

Тщетно искали его под Еланью среди убитых; тщетно опрашивали пленных: никто не знал, где главарь восстания. Он исчез, он не был еще сломлен.

Однажды прошел слушок, будто Антонов объявился в излюбленном своем крае — в лесах около Рамзы и Паренки. Председатель тамбовской Чека Антонов, много раз и тщетно пытавшийся схватить своего однофамильца, на этот раз решил: «Александр Степанович из моих рук не уйдет».

Кавалерийский эскадрон дивизии Котовского оцепил участок, где скрывался Антонов с небольшой группой до конца преданных ему людей. Казалось, нет выхода Александру Степановичу, заткнули чекисты и бойцы Котовского самые узкие щели, через которые мог протащить свое хилое тело вожак восстания.

Антонов сидел в болотах, среди кочек, зная, что кольцо вокруг него неотвратимо сжимается. И он придумал выход. Шестерым охранникам Александр Степанович приказал добровольно сдаться: красные не расстреливали тех, кто приходил к ним с повинной. И они сдались, но на допросах слова не молвили об Антонове.

— Видеть не видели, слышать не слышали.

Пошарили еще в болотах и озерах: никого! А Антонов в то время сидел с братом, адъютантом и еще несколькими людьми по горло в озере, поросшем тростником, и выжидал, когда красным надоест эта «волынка». Он сидел в озере двое суток без еды, содрогаясь от холода, — и высидел. Красные ушли; Антонов сел в заранее приготовленную лодку, переехал озеро и скрылся.

Чекист Антонов три дня сурово молчал: не мог простить себе ротозейства — провели его за нос, поддался на удочку!

Александр Степанович пробрался туда, где скоплялись остатки рассеянных и уничтоженных полков, и занялся их переформированием.

Так обстояло дело на юге.

Хуже для повстанья шли дела на севере губернии. Армию Богуславского разгромили, кончили свой век полки Марьи Косовой, Карася и другие. Уцелевший полк Бадова занял село Чекмари, к северу от Тамбова, грабил и насильничал: это уже была агония повстанья. Бадов своими разбойничьими повадками подписывал ему смертный исход. Этот бандит сопротивлялся в течение двух месяцев, уходил в леса под Горелое, Троицкую Дубраву, прятался в Голдымском лесничестве, потом в лесничестве Хмелинском, много раз переходил Цну, нападал на мужиков и снова уходил в леса. Только к августу волости Горельскую, Черняновскую и Лысогорскую очистили от остатков бадовской шайки.

К тому времени шесть тысяч повстанцев явились в трибуналы и ревкомы добровольно — без оружия и с оружием. Взято в плен пять тысяч, убито в боях около четырех тысяч. Тридцать четыре пулемета, около трех тысяч винтовок, сто семьдесят пулеметных стволов — таковы были трофеи красных.

На юге повстанье еще жило. Там, оправляясь после поражения, нанесенного Уборевичем, Антонов сколачивал полки.

В Двориках пусто — народ в поле. Дома остались старухи и дети. К тихому вечеру брело солнце. В церкви прохладно; на полу лежали блики заката, через открытые окна и двери ветерок доносил вечерние шорохи.

Отец Степан вполголоса, словно про себя, читал молитвы, ему неторопливо вторил псаломщик.

В углу, сгорбившись, стоял Сторожев. Странно было видеть этого ссутулившегося, вооруженного с ног до головы человека у вечерни, таким он казался непонятным и чужим.

Волк, слушающий «Свете тихий»… Люди, пришедшие в церковь со своими заботами, тяжело вздыхая, косились на него.

А он не видел их взглядов, не слышал их шепота и горьких вздохов, ушел в себя, забылся.

Когда кончилась вечерня, Сторожев шаркающей походкой вышел на улицу.

Вздымая клубы теплой пыли, наполняя село пронзительным блеянием, устало шло овечье стадо. Вслед за ним проскрипел одинокий воз — везли молодую траву. Солнце облило воз последними своими лучами. Лениво пролаяла собачонка, пробрела, пугливо озираясь, корова, женский, визгливый голос прокричал:

— Ва-а-ня-я, ужи-и-инать!

Тени пересекали поросшую травой дорогу.

Солнечный луч, казалось, заново вычеканил старый крест на колокольне.

Около церковной сторожки, поводя ушами и отмахиваясь хвостом от вечерней мошкары, лениво щипала траву лошадь.

Петр Иванович поправил уздечку, крякнул, поднялся в седло, перебрал поводья и хотел было ехать ужинать, когда белоголовый мальчонка выскочил откуда-то и сунул ему бумагу.