Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность

— Ну так уж и двести!

— Хорошо, сто. Это вам больше нравится? Пожалуйста.

Сергей Петрович говорил громко, стучал кулаком по столу, расстегивал и снова застегивал старый чесучовый пиджак.

— Ничего, это временное явление, — сказал миролюбиво Карнаухов.

— Ах, временное! Передовицами изволите выражаться. У вас все временное. Биржа труда — временно, школа дрянная — временно.

— Ну вот, и школа плохая.

— Да, да! Плохая! Дрянь, а не школа. Неучей разводим, верхоглядов. Не знают, как писать, не умеют читать, считать, не знают, где Каспийское море и что такое Огненная Земля. Истории не знают. Ничего! Зато театры, кружки, комсомол, тьфу ты! Мой собственный сын вот в этой школе был главным, как это, — председателем. С револьвером ходил, учителей презирал. А я его не смел высечь, понимаете? Оболтусы растут. Погодите, вы мои слова припомните, вы меня вспомните! Ах, скажете, этот старый хохол был прав.

Карнаухову было неприятно слушать старика. Что и как отвечать ему, он не знал. Чтобы перевести разговор на другое, он спросил:

— Разве вы украинец?

— Да! Чистокровный! И не стыжусь, не скрываю. Да, украинец. Язык знаю, историю знаю. А вам что? Украине, молодой человек, я не нужен.

— Какая глупость! — вырвалось у Карнаухова.

— Глупость? Ах, глупость! — вскипел Компанеец. — Я утверждаю это.

— А вы бы поехали да поглядели, нужны вы там или нет.

— И поеду. И погляжу.

— Правильно. Там учителей не хватает, вас примут, как родного. У меня друг есть в Харькове — хотите, напишу?

Сергей Петрович с недоумением посмотрел на Карнаухова. Хмель выходил из головы, он начал понимать, что наболтал много лишнего.

— Все это фантазия, — сказал он сурово.

— Зачем фантазия. Сейчас же напишу. Пожалуйста. Вы что преподаете?

— Историю, самый презренный сейчас предмет.

— И очень хотите на Украину?

Сергей Петрович молчал.

— Если вы это серьезно, — сказал Карнаухов, — заходите ко мне в губком. Моя фамилия Карнаухов. Мы с вами поговорим подробно. Захватите на всякий случай послужной список.

— Благодарю. — Компанеец встал. — Вы… вы серьезно насчет Украины? — Голос его дрогнул.

— Зачем же мне шутить?

— До свидания, спасибо. Да, да, спасибо. Я тут наговорил бог знает что… Я зайду… Прощайте! — Сергей Петрович, напялив шляпу, боком вышел из учительской.

На перемене Карнаухов нашел секретаря ячейки, Юшкина давно из школы прогнали. После Юшкина переменилось несколько секретарей. Наконец комсомольцы избрали того самого парнишку, которого некогда «пираты» судили за то, что у него грязные руки. Парнишка за эти годы возмужал, вырос, в школе вел себя степенно и скоро стал человеком популярным не только среди комсомольцев. К нему шли с жалобами друг на друга ученики, и он искусно мирил их, укрощал бунтарей в младших классах, комсомольцев засадил за уроки и следил за тем, как они учатся. Звали его Васей. Вася Мохов.

Сам он кончал в этом году школу.

Карнаухов проговорил с Васей всю большую перемену и почти весь урок.

Расспросы Карнаухова носили поверхностный характер, и секретарь ячейки очень скоро понял это. Он сидел напротив секретаря губкома комсомола, легкая усмешка появлялась порой на его губах; его прищуренные хитроватые глаза в упор разглядывали Карнаухова и как бы говорили: да, друг, мало ты нас знаешь, мало.

Был Вася крепким, широкоплечим, одет добротно: в хорошие сапоги, черные суконные брюки. Черную гимнастерку перетягивал широкий пояс. Втихомолку он читал философов девятнадцатого века и мог бы, как он думал, «загнать» Карнаухова «в бутылку». Вообще, секретарь губкома ему не очень понравился.

«Суховат, — решил паренек, — пульс все ищет».

Карнаухов расспрашивал о дисциплине, об учителях, о пионерах, собраниях, но Вася чувствовал, что главного Карнаухов не умеет спросить, именно не умеет.

— Мне тут учитель один жаловался, что школа ваши плохая, — сказал Карнаухов и бросил на Васю косой взгляд: я, мол, все знаю.

— Школа везде одинаковая, — усмехнулся паренек. — Мечемся туда-сюда.

— Что же, по-твоему, в ней плохо?

— Это ты должен мне сказать, — вызывающе ответил Вася. — А мы что ж — мы учимся. В шахматы играем. Кружки разные.

— Кружков много, а знаний нет, — сказал Карнаухов.

— Что дают, то берем, — со смиренным ехидством ответил секретарь. — Сами кое до чего добираемся.

— Ты бы пришел в губком да доклад сделал. — Карнаухов злился.

— А зачем? Ну, поговорим, ну, послушаем доклад, а дальше?