Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность

— Тебя как зовут? — спросил он вдруг Льва.

— Лев Кагардэ. А вас?

— Андрей Компанеец. У меня помощник есть — Сашка Макеев, по прозвищу Джонни. Такая, скажу, башка. Если бы не он — пропадать мне. Вот он топает!

Около беседки послышалось сопение, кряхтенье, дверь открылась, и угреватый, наголо бритый парень вошел в беседку. Сбросив на пол куски жести и обрезки труб, он присел на край верстака, снял шапку и вытер вспотевший лоб.

— Ну, и жмот твоя Васса, — сказал он. — Нипочем не хотела отдавать. Спасибо Лене — выручила. «Я, говорит, все равно выкину это к чертовой бабушке».

— Так и сказала?

— Ага. Уж эта Ленка! А это кто? — Джонни недоверчиво посмотрел на Льва и узнал в нем того самого парня, которого они с Леной встретили на вокзале. Лев стоял у двери, курил и, усмехаясь, разглядывал Джонни, его огромные ботинки, бархатные галифе и толстовку, сшитую на рост.

— Кагардэ, что ли, твоя фамилия? — переспросил Андрей Льва. — Лев Кагардэ. У Кузнецовой будет жить.

— А-а, — протянул Джонни и засопел. Андрей продолжал работать. Джонни подошел к нему и зашептал что-то на ухо.

— Но-о! — удивился Андрей. — Здорово!

Лев заметил, что мешает, и вышел из беседки, расспросив предварительно, как найти дорогу во двор. У калитки он столкнулся с Виктором, тот шел к Опанасу.

— Рощу нашу осматривали? — весело спросил Виктор Льва.

— Да, чуть не заплутался. А вы куда?

— К одному другу иду. Три месяца не видел.

— Приятно встречаться с друзьями. А у меня вот никогда не было друзей.

— Ничего, — сказал Виктор ласково, — найдете, — и, распрощавшись с Львом, помчался к Опанасу.

— А поворотись-ка, сын! Экий ты смешной стал. — Такими словами Опанас встретил Виктора. Он поворачивал его к себе то лицом, то спиной, щупал мышцы рук, похлопывал по плечам.

— Ой, как ты вырос, — изумился Опанас. — Небось девчонки за тобой сломя голову, а?

— Да брось ты, да ну брось, — бормотал Виктор и не знал, как спрятать пылающее лицо. Это разглядывание и смущало и оскорбляло.

— Да ты не красней, не красней, — подзадоривал его Опанас. — Я ведь все знаю. Все ваши тайны вот где у меня. — Он засмеялся. — И насчет Лены, и насчет всего прочего.

— Дам вот я тебе по носу, будешь приставать, — рассвирепел наконец Виктор. — Чего ты ко мне привязался?

— Ну, ладно, ладно, не сердись, я шутил. Садись, а я пока побреюсь.

Опанас развел мыло, наточил бритву и принялся брить черную, жесткую щетину.

Виктор, перебирая и перелистывая книги, кучей наваленные на столе, рассказывал о школе, о друзьях.

— Понимаешь, Никола, — сказал он, — так мы хорошо жили раньше. И ужасно скучно живем теперь. Не знаем, куда себя девать.

— Ну, а как у тебя дома?

— Тоже ничего хорошего, — ответил Виктор.

— Что такое?

— Дядя Петя начал пить. Да и понятно — и так трудно жить, а тут еще я. Вот кончу школу и уйду…

— Куда ты уйдешь, дурачина? — ласково сказал Опанас. — Таких, как ты, везде много! Ну, да ладно, придумаем что-нибудь!

Опанас кончил бриться и вышел из комнаты. Виктор оглянулся вокруг. Он давно не был здесь. Ничто не изменилось за это время в жилище Опанаса. В углу стоит чахлая пальма, на листьях ее лежит слой пыли, расшатанная кровать покрыта серым грязным одеялом, мрачные сырые обои еще больше позеленели, в углах висит паутина, на полу валяются изодранные половики, какие-то тряпки, бумаги и книги свалены в кучу, на столе — изрезанная и залитая чернилами клеенка, окно с мутными стеклами не пропускает света… Все, как было!..

И вдруг Виктор подумал, что раньше он как-то не замечал этой грязи, запущенности и неряшливости. Раньше, когда Опанас был скаутмастером и Виктор бывал у него очень часто, ему не приходила в голову мысль, что Опанас учит бойскаутов жить чисто, аккуратно, а сам живет по-скотски.

Виктору стало неприятно. Комната Опанаса, такая привычная и примелькавшаяся, предстала его глазам во всем своем безобразии. Казалось, каждая вещь была пропитана какой-то вонью. Эта вонь была, конечно, и раньше, но Виктор не замечал ее. Сейчас он с трудом сидел в комнате.

Это открытие так сильно поразило Виктора, что, когда вошел Опанас, Виктор и на него посмотрел как-то иначе. И вдруг он понял, что от прежнего слепого преклонения перед скаутмастером ничего не осталось.

Перед Виктором стоял грязный, суетливый карлик, грызущий ногти.