Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность

Петр Игнатьевич упал было духом, но явился добрый человек — им оказался адвокат Кузнецов. Полагая, что большевики не сегодня-завтра сорвутся и Евгений Игнатьевич, снова войдя в силу, не забудет друга, адвокат предложил Петру Игнатьевичу перебраться к нему в дом на Матросской улице.

Накануне Нового года семья Хованей оставила особняк.

Виктор тяжело переносил все эти невзгоды. Он стал диковатым, молчаливым, бывал только с Леной и Андреем; лишь они умели успокаивать его и отвлекать от мрачных мыслей.

Сергей Петрович Компанеец в студенческие годы считал себя ярым националистом. Он думал только об одном: как бы оторвать Украину от России и завести в ней европейские порядки. Когда товарищи резонно указывали ему, что украинский народ и сам может быть хозяином на своих полях и что не в отделении суть, Сергей Петрович гневно фыркал. Был он страстным мечтателем и всякую теорию презирал.

— Придумывать теории — удел скопцов, — говаривал он. — Удел полноценного человека — борьба!

— За что? — спрашивали его товарищи.

— За свободу. За жизнь без всякого насилия, за право мечтать.

Его и постигла участь многих мечтателей, у которых чувства повелевают разумом.

Когда Сергей Петрович овдовел, он внутренне как-то сразу опустился. Мечты о «вызволении» Украины он тотчас забыл, полюбил мрачное одиночество, заполненное скорбью о самом себе, презрением к людям и всему человеческому.

Жена его Анна умерла в расцвете жизни.

Статная, медлительная, она всюду приносила с собой тепло. Самые капризные дети успокаивались на ее руках, больные становились веселыми, всем мужчинам хотелось ухаживать за ней. Сергей Петрович пылко любил ее: она и была достойна такой любви.

Она умерла, родив Лену; первенцем ее был Андрей. Сергей Петрович после ее смерти стал часто уходить в лес, целыми ночами он сидел в лодке над тихой водой. Ребят он доверил экономке Вассе, которую жена вывезла с Кубани. Это была честная и любвеобильная женщина, но воспитывать ребят она просто не умела. В шесть лет Андрей и Лена задавали Вассе такие вопросы, что стряпуха охала и бледнела. Дети принуждены была сами искать ответы на все, что интересовало и занимало их.

С восьми лет они начали читать приключения Пинкертона и все деньги, получаемые на завтраки и сласти, вкладывали в покупку дорогих сердцу книжонок в ярких обложках.

«Палач города Берлина», «Тайна пещеры Лейхтвейса», «Похождения Ника Картера» были любимыми книгами брата и сестры.

Иногда им надоедали книги и они устраивали спектакль. Васса в таких случаях изображала жертву, Андрей — благородного сыщика, Лена — преступника. Девочка связывала Вассу, заставляла ее под видом яда пить всякую гадость, одним словом, терзала немилосердно, но тут появлялся таинственный незнакомец в черной маске.

— О коварный преступник, — говорил он, — теперь ты в руках правосудия. Сдавайся и проси пощады, не то попадешь на электрический стул!

— Нет, — отвечала Лена, размахивая пугачом, — мы еще посмотрим, чья возьмет, кровавая полицейская собака.

Ребята стреляли друг в друга, схватывались, валились на пол, выли и скрежетали зубами, сначала, по ходу действия, играя, потом, входя в раж, дрались уже не «понарошку», как говорила Лена, а всерьез. Часто благородный сыщик уходил с поля брани в синяках и крови.

Порой Сергей Петрович вспоминал о детях, проводил с ними длинные зимние вечера, выдумывал игры или читал вслух Шевченко и, воодушевляясь, рассказывал им о родной стране, о ее прошлом, о ее героях и мучениках.

Однако год от году Сергей Петрович становился молчаливей, воспламенялся все реже и реже; он начал понимать, что жизнь прошла впустую, детей он предоставил самим себе; ему казалось, что не современная школа, а игры и приключенческие журналы заполнят их жизнь. Но Андрею надоели Пинкертон и Ник Картер. Когда ему шел пятнадцатый год, он случайно попал на собрание верхнереченских анархистов (в девятнадцатом году их еще терпели). Многое, что говорилось этими крикливыми и суматошными людьми, Андрею было непонятно, но то, что он понял, понравилось ему. Однажды он рассказал об анархистах Лене.

— Понимаешь, Ленка, — сказал он, — они не признают никакой власти, никакого государства, — делай что хочешь! Все, говорят, надо сломать… Замечательно!

Лене это не нравилось.

— Зачем же все ломать? — недоумевала она. — По-моему, это глупо.

— Ничего ты не понимаешь! — пробормотал Андрей.