Даже убить Сергея Ивановича не смог.
«Может быть, пойти и самому прихлопнуть его? — думал Лев. — Ну, шалишь, дураков нет. Богородицу выпустить? Он давно просится. А сам Лев не пойдет, Лев не дурак. Шкура у него как-никак одна. Он ловко загнул тогда этой истеричке насчет тридцати трех шкур. Господи, хоть бы одну-то спасти!..
Идеи! Выдумают же словечко, честное слово. Понимаешь, Лев: идеи? Уж кому лучше знать, что такое идея, как не тебе? Вынырнуть из грязи, стать на твердую почву, стать выше всех, иметь хороший кнут и пощелкивать им, постегивать им, с улыбочкой, с усмешечкой, и радоваться, что кнут у тебя, а не у соседа. Вот это идея! Замечательная идея! Самая великая идея!..»
11
В шесть часов Лев проверил, заряжен ли браунинг, и зашагал к развалинам свечного завода, — он еще не терял надежды заговорить зубы Андрею.
«Не может быть, — думал он, — чтобы Виктор показал им ту бумажку. Не может быть!»
Лев не ошибся. Виктор хотел прочитать записку, когда соберутся все. Он решил, что сам скажет последнее слово и покончит раз навсегда с этим делом.
Но обстоятельства сложились так, что все, за исключением Льва и Виктора, опоздали: Андрея задержали в театре, Лена хозяйничала в доме Камневых и не смогла выбраться раньше семи часов. Опанас сначала почему-то решил не идти вообще, но потом передумал и бегом бросился к месту сбора. Было темно, когда Лев подошел к развалинам.
Наверху, на холмах, искрились огни города. Вода в Кне казалась черной, тяжелой.
Около реки Лев увидел Виктора.
— А! Ты пришел все-таки? — сказал Виктор. Он не подал Льву руки. — Не испугался?
— Мне… бояться вас? Ха! — брезгливо ответил Лев.
— Я не должен был бы говорить с тобой, но не могу удержаться. Я не могу не сказать тебе, что ты мерзавец.
— Дальше!
— Мерзавец и убийца. Ты затянул в эту тину всех нас…
— Не я, а Опанас. Я вас вытягивал из тины.
— Ты давно уже собирался предать нас. Та бумага цела, сегодня все узнают, какая подлая у тебя душонка. Ты врал мне перед отъездом. Ты, как Иуда, целовал меня около театра, когда возвратился. Молчи! — в бешенстве закричал Виктор. — Ты — подлец! Ты бросил Женю. Ты обманывал ее. Ты собирался убить Сергея Ивановича. Тебя бы надо самого убить. Ты уедешь отсюда сегодня же. Мы требуем!
— А если я плюю на вас? Если я никуда не хочу ехать?
— Мы убьем тебя здесь же! — Виктор сказал это с твердостью, которой Лев не знал в нем.
Лев испугался. Черт возьми, они, в самом деле, могут прикончить его здесь: их трое, он один.
— Мне некогда слушать твои бредни, — надменно сказал он. — Напротив, ты должен помочь мне.
— Я?
— А кто же еще? Разве Сергеи Ивановичи расстреливали не наших отцов? Нас с тобой слишком прочно связывает эта кровь отцов.
— Меня ничто не связывает с тобой! — взревел Виктор. — Ты — негодяй. Зачем ты вспомнил о моем отце? Ты хотел меня на этом поймать? Это тебе не удастся! Я сейчас пойду к Сторожеву и расскажу, кто ты. Я сделаю это.
— Стало быть, ты — предатель, Виктор! — свистящим шепотом вырвалось у Льва. — Ты отказываешься от отца? Хорошо. Ты продался этим собакам? Отлично…
Прежде, чем Лев успел вынуть револьвер, Виктор ударил его.
Лев упал.
Падая, он схватил Виктора за полу пиджака и увлек за собой.
Они катались по снегу, хрипя, избивая друг друга и бормоча что-то.
Наконец Лев подмял под себя Виктора.
— Поможешь мне?
— Нет, — прохрипел Виктор. — Я донесу на тебя!
В руке Льва блеснул револьвер.
— Черт возьми, ты давно мешал мне. Получай!
Виктор рванулся. Лев, не целясь, нажал собачку. Раздался выстрел.
Руки Виктора ослабли и упали на землю.
Лев вздрогнул, выронил из рук револьвер, нагнулся, чтобы поднять его, но, услышав чьи-то шаги, ползком бросился к развалинам.
Это был Опанас; он бежал на выстрел. Луна вышла из-за облаков и осветила распростертого на снегу Виктора.
Опанас, увидев его, истошно заверещал.
Из-за развалин выскочил Лев.
— Что такое? Кто это его?
Опанас припал к груди Виктора. Виктор открыл глаза и прошептал:
— Вот что ты наделал, Опанас! — И замолк.
— Как же это случилось? — Лев нащупал наконец револьвер. — И револьвер ты уронил! Вы что, поссорились с ним?
Опанас не вдруг понял, о чем говорит Лев. Он хотел что-то сказать, но язык прилип к гортани, ноги налились свинцом. Он оглянулся, как бы ища помощи, кругом никого не было. Шурша льдинами, шла по Кне вода — черная и вязкая, как деготь.
— Пойдем, пойдем, пока никого нет! — зашептал Лев. — Пойдем, пока они не пришли. Я никому не скажу. Я не выдам. Иди домой. Да ну, вставай! — Лев встряхнул Опанаса и, держа его за руку, побежал прочь от развалин.
Читать дальше