— Можно оставаться обыкновенным человеком.
— И совершать только хорошие поступки, высказывать высокие идеи?
— Не так уж это мало…
За околицей, на станции, гукнул паровоз. Его огни выкатились из-за лесной полосы, поползли в заозерную степь, уменьшаясь.
— Лучше бы нам не встречаться, — очень грустно сказала Тоня. — Все как-то не то, все не то…
Корней ей не возразил. Еще в прошлом году он решил было свести Тоню со своей матерью. Попытка получилась напрасной.
— Ну, что же, милая, — сказала мать, — девка ты, вроде, неплохая, хотя и не шибко видная. А приданое для себя успела ли накопить?
— У меня приданого нет, — вспыхнула Тоня. — Поживем — наживем! Не очень уж много нам надо.
— Эвон как! Далеконько ты метишь-то, милая! На готовенькое.
— Мне вашего не нужно.
— Не по плечу тебе, милая, наша одежка, — не слушая, предупредила мать. — Тяжелая она у нас. Без привычки ее не сразу наденешь. А у тебя плечи-то, сама, небось, понимаешь, слабенькие, совсем даже не бабьи, и на них надо, поди-ко, одежонку шелковую, какой у нас не припасено. Об этом думала ли, когда к нам собиралась?
Тогда Тоня поспешно ушла. Ему не удалось помирить их.
— Я скорее откажусь от тебя, чем позволю собой помыкать, — твердо сказала Тоня.
Мать запретила с ней видеться.
— Ты, дорогой сын, про эту свою пигалицу забудь, мне больше ее в дом не води! Пока я жива, места ей не найдется. Вот еще прынцесса какая! Лапать можешь, как вздумается, потеря не велика, но в жены брать не позволю!
По словам матери, любви на свете вообще нет, есть только одно баловство. Любовью занимаются лишь бездельники да всякие служащие, руки у них белые, без мозолей. Проторчат на службе положенные часы, потом бесятся. И козыряла своим примером: прожила-де жизнь не любя, да не с мужем, а с этаким идолом! Значит, всякий может прожить!
Никогда ей Корней не перечил. У него выработалась с годами своя особая тактика: супротив не говорил, но поступал, как было удобнее.
Теперь встречался с Тоней украдкой, по ночам. И надеялся только на время. А как оно могло помочь?
— Мы успеем еще с тобой обсудить, стоило ли нам встречаться и любить друг друга, — сказал он, немного погодя, тем тоном, который всегда успокаивал Тоню, — давай не станем портить сегодняшнюю ночь.
Они встретились лишь второй раз после того, как Корней вернулся домой в Косогорье. Оба еще не успели нарадоваться.
Глухая улица вывела их на площадь. У пожарного депо мигала одинокая электрическая лампочка. В открытые настежь заводские ворота, повизгивая, татакая, по рельсам вползал состав порожних вагонов. На переезде, за закрытым шлагбаумом, будочник сигналил красным фонарем. За путями, в картофельниках, скрипел коростель. Ущербная луна вкатилась в далекую грядку тучек. Темнота над степью сгустилась.
Тихо. Безлюдно.
— Ты мне поверь, — сказал Корней, — я постараюсь уговорить мать.
— Верю, но зачем ее уговаривать? — с недоумением посмотрела на него Тоня. — Странно…
На заводской вахте у раскрытой двери дремал на лавочке вахтер Подпругин. Они прошли мимо него, вдоль забора, по тропе. На терриконе, в отвалах, тлел синим пламенем котельный шлак.
Над крышей обжигового цеха взвились выброшенные с дымом искры, и вдруг где-то совсем неподалеку, не то с угольного склада, не то с карьера, полоснул отчаянный крик:
— А-а-а-а-а!..
И оборвался, как срезанный.
Тотчас же в поселке часто забрехали собаки, над карьером поднялся луч прожектора, потом раздались тревожные голоса, их становилось все больше, больше…
— Должно быть, в карьере что-то случилось, — останавливаясь и переводя дыхание, сказала Тоня.
— Наверно, — подтвердил Корней, прислушиваясь. — Раз такого охломона, как Артынов, допустили в начальники.
— О своих гостях худо не говорят.
— Он гость не у меня.
На карьере загудел кусок рельса, взвыла сирена.
— Что-то серьезное, — поворачивая обратно, сказала Тоня. — Слышишь топот? Отовсюду люди бегут. Побежим, узнаем…
— Ты, однако, сразу видать — женщина! Любопытство распирает.
— Тебя не волнует?
— Ничуть. Без нас разберутся. Пойдем дальше.
— А если с человеком беда?
— Мы же не поможем. Сбегаем, поглазеем без толку. Я предпочитаю не портить настроения и не тратить зря короткую ночь. Соскучился я по тебе, Тонька!
Она укоризненно посмотрела на него.
Корней понял, но все же упрямо шагнул вперед по тропе, дальше, в степь.
— Уходишь? — спросила Тоня.
— Да!
— Ну, иди один!
Читать дальше