Михаил Щукин - Имя для сына

— Это который в редакции, что ли, работал? — встретил его вопросом Иван Иванович.

Андрей кивнул.

— Глаза нехорошие, хитрый, видно, мужик.

— Хитрее некуда.

Больше он ничего не сказал Самошкину. Только молча вытащил у него из пачки «беломорину» и вышел в тамбур. «Какая сволочь! — с остервенением думал Андрей. — Какая сволочь! И тоже ведь вырос и выкормлен на этой земле! Да она ведь должна провалиться у него под ногами! Ну уж нет, теперь я умный, теперь я знаю, что на таких, как Рябушкин, нельзя глядеть и ждать. У них из-под ног надо сразу выбивать почву! Без всякой жалости!»

Поезд мчал и мчал, не сбавляя своего хода, и в свете догорающего солнца вспыхивали маковки церквей, которые теперь мелькали все чаще, — поезд приближался к самому сердцу России, к самой ее середине.

В Москву приехали утром. Андрей даже не успел как следует попрощаться с Иваном Ивановичем, потому что того, как только он вышел из вагона, облапил крепкими ручищами высокий, могутный майор в летной форме, расцеловал и сразу, подхватив сумки, потащил к выходу.

Андрей стоял, не отходя от вагона, оглядывал пеструю, густую толпу. Он был уверен, что женщин, которые написали отцу письмо, сразу узнает, хотя никогда их не видел, даже на фотокарточке. И он узнал, сразу узнал худенькую седую женщину, которая приближалась к нему с удивленными, даже испуганными глазами. Не дойдя до него нескольких шагов, она опустила три гвоздики, которые до этого прижимала к груди, заплакала и проговорила шепотом:

— Егор, все такой же молодой Егор! Егор, какой ты молодой!

Худенькой, узкой ладонью она дотронулась до него, посмотрела снизу вверх и ткнулась лицом в грудь.

— Какой же ты молодой, Егор…

— Я сын.

— Понимаю, мальчик. Это я так… какой же ты молодой, Егор.

Худенькую женщину звали Галиной Владимировной, Галенькой Веселовой, как было написано в письме. Она села в такси рядом с Андреем и, не отрываясь, смотрела на него.

Неширокая московская улица, застроенная многоэтажными домами, напоминающая дорогу на дне ущелья, рванулась навстречу. Андрей был настолько удивлен пестротой и разноцветьем, необычностью, что ничего конкретного в глазах не оставалось, а все сливалось в одну яркую, сверкающую картину. Впереди показался, подпирая легкие весенние облака, шпиль университета. Дорога раскинулась шире, разделилась на две половины, дома отступили от нее дальше, и появилось чувство простора.

— Мы сейчас к Тамарочке поедем, а вечером наши должны собраться, — говорила Галина Владимировна, не отрывая от Андрея своего взгляда. — А завтра на поезд и дальше.

Андрей заволновался, когда такси остановилось во дворе большого аккуратного дома, обсаженного высокими тополями. Он подумал, что совершенно не знает, как себя вести, и уже заранее начал беспомощно краснеть.

— Вот и Галенька приехала! — послышался за дверями, следом за звонком, веселый и громкий голос. Дверь распахнулась.

— Явился, сибиряк! Молодец!

И уже с первых слов, с первых движений, когда ему по-домашнему подвинули тапки и взяли из рук портфель, когда по-свойски подтолкнули в комнату из прихожей, сразу исчезли растерянность и волнение. Здесь жили простые, хорошие люди — это становилось понятно сразу, потому что не было никакой натянутости ни в их улыбках, ни в словах.

— Здесь вот наша Тамарочка и живет, — улыбаясь, проговорила Галина Владимирова. Она говорила тихо, с перерывами после каждого слова, но все, что она говорила, надолго запоминалось. Наверное, настоящие подруги и должны быть такими — ничуть не похожими одна на другую. Галина Владимировна — худенькая, седенькая, а Тамара Алексеевна — полная, черноволосая, с яркими, до сих пор озорными, несмотря на возраст, глазами. Она была невысокого роста, подвижна, говорлива, и любое дело само собой ладилось в ее руках.

— Давайте на обед навалимся, дружно, по-солдатски. Уйму народа сегодня кормить придется. Ты уж, Андрюша, потерпи, берись открывать консервы. Наш разъединственный мужик еще лекцию читает.

Пока Андрей открывал на кухне банки, Тамара Алексеевна успела его обо всем расспросить, то и дело незаметно вставляя свое любимое, как заметил Андрей, слово:

— Жена в школе работает?. Так это же прекрасно! В университете учишься? Прекрасно!

Галина Владимировна, помешивая что-то в кастрюле, сбоку смотрела на Андрея, она с самого вокзала не спускала с него взгляда и тихо, печально улыбалась, любуясь им.

Расспросы прервал звонок. В кухню вошел мужчина, обвешанный сетками, как старому знакомому кивнул Андрею и пожаловался: