Александр Лозневой - Крепость Магнитная

— Угля, что ли, нету?

— Все у них есть! На днях машину привезли… И уголь хороший. Но ему, Мотовкину, сколько ни давай, найдет куда сплавить. Пройдоха! На левом берегу работал — выгнали, сюда устроился. Как же, завкотельной, начальник! Забулдыга, вот кто он!

— Говорят, жена бросила.

— Сколько у него этих жен. Обрадовался: на войну не взяли, вот и бесится. Как выпьет, так и свадьба… Совсем сдурел!

Катерина поднялась, накинула на плечи фуфайку и разожгла примус, который стоял тут же у порога. Пахнуло газом, зато вскоре закипел чайник и немного потеплело.

Сидя за столом, соседки пили чай, вернее, кипяток с солью: ни чаю, ни сахару в магазинах давно не было. Регулярно отпускался лишь хлеб по карточкам. А на некоторых участках и с хлебом большие перебои. То подвезти не на чем, то еще что-нибудь.

После ночной смены надо было поспать, но Галина решила иначе: завтра у нее отгул — отоспится, а сегодня — пойдет в Михайловку. Давно собиралась побывать в деревне, может, удастся выменять что-нибудь из продуктов. Картошки и той в доме нет. Иногда, взяв дочку из детсада, Галина не знает, чем ее покормить. И вот, заранее подобрав кое-что из одежды, связала в узел, к санкам приторочила.

— Слушай, ты же на лошади можешь до Михайловки доехать, — сказала Катерина. — Иди к бабке Сорочихе, все устроит. Родственник к ней из Белого приехал. Это еще дальше, за Михайловкой. Да ты, наверное, знаешь его, Глазырин по фамилии. На хромой Кланьке женился, что кастеляншей была.

Кастелянши Галя не знала, а вот про Глазырина слышала. Платон рассказывал. На стройке блюминга вместе работали, в одном бараке на пятом участке жили. По словам Платона, Трофим Глазырин хлопец сообразительный, в одно время даже бригадой командовал. Но была у него одна слабость — поживиться за счет других. На том и погорел. У своего же товарища сундучок стащил. Тот ли это Глазырин или нет, не в этом суть, важно не упустить случая — подъехать с ним до Михайловки.

Галина тотчас направилась к Сорочихе, пожилой, но еще бодрой женщине, с которой была в самых хороших отношениях. Встретив ее в дверях, та провела в комнату:

— Седай, рассказывай, как живешь-маешься.

— Я на минутку… Хотела спросить, нельзя ли с вашим родственником подъехать? Собралась было пешком в Михайловку, да узнала…

— Отчего ж нельзя! Трофим, можно сказать, порожняком пожаловал: всего и поклажи — сам да же́нка! Клавде́я здесь в городе гостила, а теперича, значит, домой вместе… На левом береге они. Часа три, как ушли и все нету, видать, дела у них, а то знакомых сустрели.

— Трофима на фронт не взяли?

— Куды ж его брать-то. Доктора и так и этак всего осмотрели, не подходит. Грыжа у него, значится, от самого дня рождения. Хорошо, хоть один из всей родни остался. Случись чего — он рядом. Сынки-то мои, соколы, сама знаешь, давно воюют. Неделю назад от Гриши письмо пришло. Третий месяц, как в госпитале. Раненый, значится. Операцию перенес, настрадался, бедный. А теперь, пишет, ничего, полегчало. Дай-то бог! — Сорочиха вытерла накатившуюся слезу. — Где он, тот госпиталь, не указывает. Полевая почта и все. Если б знала — пешком бы пошла… — Помолчав, заговорила о младших Сереже и Павле, «что в литейке работали». А теперь, выходит, в одну часть попали. На танках ездиют. Об нас, пишут, маманя, не беспокойтесь, все у нас хорошо. Придет время — раздавим Гитлера и опять на свой завод вернемся. Вот только Иван молчит. Второй месяц письма нету. Думаю, может, в такую часть попал, откель и писать не велено, секрет какой, али еще чего…

— Напишет, — заверила Галина, понимая, что тут ничего иного не скажешь.

Поговорив о сынах, мать успокоилась.

— Так ты, девонька, жди, скоро придут. Не ночевать же там останутся! А до Михайловки не близко, верстов пятнадцать, наверное, а то и боле. Пешком до вечера не дойти, а на коне…

Галина радовалась оказии: это же здорово — час, полтора — и в Михайловке! Она думала уже о том, как скорее домой вернуться. Ну если не сегодня, то завтра утречком. Но где они, хозяева? Пока светло, выехать бы… А то, гляди, погода испортится.

Выйдя на улицу, осмотрелась: небо какое-то мутное, того и жди, налетит метель, завоет, запорошит. Не май на дворе — декабрь-батюшка! Завернула за угол и, увидя коротконогую, мохнатую лошадь, остановилась. Распряженная, привязанная к столбу, лошадь жадно подбирала разбросанный по снегу корм. Рядом — кошевка, в которой полно сена. Набрав беремя, Галина поднесла лошади, стала гладить ее по грубой шерсти.