Борис Лапин - Избраное

— Рассказать вам, как мы взорвали мост?.. Очень просто. Представьте — глубокая темнота. Вокруг лес, болото. Только озеро отсвечивает на поверхности. Возле моста — большая охрана: эс-эсовцы — отборная сволочь. Ну, мы их тактику знаем хорошо. Мы подползли и — сразу бутылками с горючим и связками гранат!.. Взорвали. Охранники всполошились. Не буду рассказывать подробностей, но действовали так, что у них была мысль о полном окружении. Начали стрелять наугад. Мы отошли и взяли пленного. Самое трудное, знаете, было ползти по земле вместе с пленным — пятый день болят мускулы, и лицо все в ссадинах от корней и веток. В ту ночь как раз подбили Сережу. Вы, может быть, помните, — черненький, в толстовке, счетовод. Его ранили, было ему худо. Он полз рядом и стонал. Опасность была, что услышат. Он тогда попросил меня: «Завяжи мне рот». Я снял рубаху и завязал ему голову, чтобы он не стонал. Он умер через полчаса. Замечательный был человек и друг. Потом мы перешли на новое место… Ну, дальше вы знаете.

Он кончил рассказывать. Его лицо, резкое и юношеское, было сурово.

— Когда идете обратно к своим?

— Через десять минут.

Тщательно и неторопливо он вывернул карманы своих серых брюк. Разорвал несколько бумажек. Надел картуз. Глубоко за пояс засунул маузер… Сел на траву. Посмотрел в сторону реки, за которой лежала колхозная Украина. Потом встал и, кивнув нам головой, быстро исчез в кустарнике.

В глубоком волнении мы глядели ему вслед. Придет время — его имя и имена его боевых товарищей будут названы перед лицом всего народа — на вечную славу…

14 VIII 1941

Сорок семь дней назад немецкие танковые колонны подошли к западным окрестностям нашего города. Здесь шли бои, много раз описанные в сводках и очерках. В начале августа врагу был нанесен сильный удар. Пригородная местность превратилась в могилу для многих германских частей: было уничтожено несколько фашистских дивизий. С тех пор в городе установилась своеобразная военная жизнь. Фронт и тыл сомкнулись. За пятнадцать копеек можно из «глубокого тыла» проехать на трамвае во фронтовую полосу. На перекрестках большинства улиц возведены баррикады. Возле мешков с песком у бойниц дежурит охрана. Дальше — окраины с их цепью укреплений, с отрядами городской обороны. Еще дальше — вдоль пригородных полей — ищут глубокие рвы. На дорогах противотанковые надолбы и солидные заграждения накрест прикрепленных рельсов. Оставлены только узкие проезды для грузовиков и оперативных машин. И дальше — в нескольких километрах — боевые рубежи Красной Армии. Глядя поверх деревьев, можно увидеть дымы снарядов, бьющих по немецким позициям.

Ночью за окном маленького загородного дома, где мы спали, слышны были шумы движущихся в темноте грузовиков, осторожные гудки фронтовых «эмок» и раскаты наших дальнобойных орудий.

С шести утра мы ждали Зинченко, старого рабочего вагоноремонтного завода, с которым мы познакомились вчера в райкоме. Он обещал свести нас сегодня по обходным тропам в пригородный лес. Два месяца назад в этом лесу, сухом и тенистом, гуляли по воскресеньям дачники и стоял пионерский лагерь. Сейчас под непрерывным огнем противника бригада Зинченко ведет здесь земляные работы.

Было уже около восьми, но Зинченко не приходил. Наконец, когда мы перестали его ждать, раздался стук в дверь. Это был он.

— Извините, — сказал он входя. — Вынужденное промедление. Так сказать, по независящим причинам. Мы захватили «языка». Можете себе представить, я отправился в ночной поиск по школьной аллее, и вдруг — маленький немецкий разъезд… Ну… пришлось отводить в штаб. Вот такая история…

Это был классический тип старого рабочего, такой, каким его показывает на сцене усатый, в порыжевшем от времени пиджаке. Сквозь стекла очков на нас глядели умные, еще молодые глаза.

Мы вышли на городскую окраину, тихую в этот час. Блеклая августовская зелень пробивалась сквозь заборы и изгороди спускавшихся вниз улиц. Было прохладно и ветрено. Утро большого города начиналось, как обычно. Автофургоны развозили хлеб но магазинам. В воздухе стоял запах выпеченного теста. Возы с помидорами, не спеша, двигались на рыночную площадь. Дворничихи мели подворотни. Гремело радио.

На дороге нам попадались красноармейцы и командиры, увидев которых Зинченко молодцевато вытягивался, прикладывая коричневую от табака руку к козырьку своей полотняной кепки.

Зинченко знал всех, и его также все знали. На улице он чувствовал себя, как в своей комнате. Мы прошли маленькую площадь, школу и булочную, дома за булочной и миновали ограду таксомоторного парка с навесом, пробитым осколками снарядов. Потом мы свернули в сторону и пришли к штабу батальона местной обороны. Батальон, состоявший главным образом из рабочих этого района, после непрерывных боев ремонтировал сейчас земляные укрепления. Кучухидзе, командир батальона, и Нилин, начальник штаба, ехали на конях по дачной дороге навстречу нам, вглядываясь в пролеты между изгородями.