— Ты зачем опять привел его? Другого времени тебе нет друзей водить?
— Отобедать с нами.
— Ишь ты! Богач какой. Мало — из дому тащит, харчевню еще открыл.
Нет, она не кричала, но кухня не за горами. Петьке только повернуться бы и хлопнуть дверью, но он не повернулся и не хлопнул. Он будто и не слышит, что говорят там, в горнице. Ждет чего-то. Дождался.
Илья Анисимович закрыл блокнот, повесил счеты на стенку.
— Петя, у тебя, наверно, свой дом есть? Вот и ступай домой, а это наш. Или вас на мое иждивение перевели?
А Петька, как правдашний, мыл руки, осторожненько, кончиком полотенца вытирал их, одергивал рубаху: не полезешь неряхой за стол к порядочным людям. Порядочные люди…
— Эх, вы! Ж-жадюги! — не сдержался Сергей.
Перед ним на пороге вырос отец.
— Жадюги, говоришь? Вот когда помозолишь это место, — Илья Анисимович похлопал себя по загривку, — посмотрю, чего запоешь.
— Да ты-то не это мозолишь. Которое пониже.
— Цыц! Куда булки дел?
— В школу отнес.
Отец с матерью переглянулись.
— Выйди-ка, Анна, мы поговорим с ним. По-мужски поговорим.
— Попробуйте, троньте только…
— Ни-ни-ни, боже избавь. А ты трусоватый, сынок. Отец смелее был. Мельчает порода. Умнеть когда начнешь? Мы с маткой хитрим-мудрим, от себя отрываем, чтобы родной сын ел досыта, да учился, да в люди вышел, человеком стал, а он эвон чего вытворяет: последние родительские крохи друзьям скармливает.
— Крохи? Вы посмотрите, какие у Колесовых крохи. А чем Петька хуже меня?
— Люди, сын, тогда равно заживут, когда пальцы на руке одинаковыми станут. А то посмотри: длиньше, короче, толще, тоньше. Понимать пора, жених уж. — И отец, оттолкнувшись от дверного косяка, шагнул на кухню. — Пошли, мать, кусок хлеба для сына зарабатывать.
И они сгинули, как в страшной сказке разбойники или нечистая сила после третьих петухов: по двору не проходили и в ограде нигде нет.
Сергей перегнулся через уставленный шкатулками, слониками и свинками комод, стараясь заглянуть как можно дальше в бок, куда могли деться родители, чувствует — под локтем что-то твердое. Отогнул кружевную накидку — ключ. Тот самый ключ, который мирно висел на гвоздике в сенках всю зиму, а весной исчез. Ключ от погреба, а в погребе ежик, пойманный осенью, когда они с Петькой по грузди ходили. И опять вспомнил Сергей те картофелины.
«Да, видно, такая уж натура у бати: чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим. По миру бы он пошел, если бы пацана накормил. Жлоб. — Сергей крутнул ключ на пальце, толкнул его обратно под накомодник. — Или уж ежа сходить поискать, кончилась, поди, спячка-то».
Погреб что дзот. Только что амбразур нет. Спустился по дощатым ступенькам, отомкнул замок, переступил порожек — за порожком опять ступени, как на тот свет куда-то. Не любит Сергей эти погреба с их вечно сырым полумраком, с едучим запахом переквашенной капусты и плесени, с их кринками, горшками, банками, кадушками и бочонками, с липкими тенетами. Он брезгливо смахивал их с лица, отплевывался, крутил головой, пригибался чуть не до полу, натыкаясь на перегородки, ящики и сусеки. Черт ногу сломает. Добрался до угла, где должно быть ежиное гнездо, и… волосы на макушке заподнимались, заподнимались: перед ним груда туловищ. Рук нет, ног нет, голов нет. Обрубки.
— Фу, да ведь это же м-мешки, — отлегло у Сергея от сердца, когда разглядел, — а я чуть из галифе не выскочил. Уже картошку садить приготовили.
Пощупал — нет, не картошка, зерно в мешках. Развязал верхний — пшеница. Чистая, налитая. Только такую на элеваторы принимают.
— Вот тебе и «не твое — перешагни».
Долго сидел на мешках Сергей. Он пытался найти оправдание и отцу, и этим мешкам. Хлеб не мог быть довоенным запасом, его тут сроду не было. И мешки как вчера выстиранные. Если сказать, что купил где…
Сергей усмехнулся:
— Нет, папаша, видимо, перешагиваешь ты через что помельче. Через десяток картофелин, например. Через мешочки перешагнуть нога не поднялась. Стареешь, предок.
* * *
Сергей решил дождаться отца с работы, а его нет и нет. Поужинали вдвоем с матерью. Мать поспрашивала, поспрашивала у сына, что случилось с ним, уж не промочил ли ноги да не заболел бы, позаглядывала в лицо, повздыхала, подперев щеку кулачком. Ничего не сказал про находку Сергей, и так забот да хлопот у бедной хоть отбавляй.
Лампочка замигала, скоро совсем потухнет, предупреждают. Потухла. Зажег керосинку, ждет.
Читать дальше