Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 1

После обеда я отправился побродить. На улицах в этот раз было множество народа. Чья-то пуританская рука нахлобучила мешки на орлов, украшавших колонны Новой оперы. В кармане у меня лежала записка Жюля Валлеса к Паскалю Груссэ, делегату внешних сношений, которая содержала просьбу помочь мне в работе. Я долго не решался зайти к нему. Странное чувство стеснительности своего положения уже не раз в эти дни подавляло меня. Точно так же я не мог принудить себя разыскать Андрэ Лео, Пиа и других, кого я знал. Но тут я решился и смело постучал в парадную дверь дворца, где некогда помещалось Министерство иностранных дел.

Я нашел Груссэ таким же, каким он был несколько месяцев назад в редакции «Марсельезы», с неизменной папиросой в зубах и неопределенным выражением лица. Груссэ — красивый мужчина с чересчур осторожными красивыми движениями. Он сердечно приветствовал меня и сказал, что иностранные гости могут всецело на него рассчитывать. Немедленно распорядился он приняться за поиски квартиры для меня. Тогда ему и в голову не приходило, что в мае он подобную процедуру разрешил бы в четверть часа, вселив меня в любой из особняков бежавшей знати. Но сейчас вопрос о комнате его расстроил, он тут же пожаловался мне, что бюджет его делегации ничтожен, его едва хватает на выписку иностранных газет. В частности заговорили о жилищном вопросе. Он никак еще не разрешен новым правительством, но уже в ближайшее время распределение квартир станет, по-видимому, монополией мэрий и все квартиры города будут взяты на учет. Англичанин, владелец фабрики в Париже, рассказал мне, что часть его дома была предоставлена рабочим распоряжением районной мэрии и, несмотря на то, что он обжаловал это решение перед прокурором Коммуны, выселить рабочих не удалось. Они прежде всего потребовали, чтобы прокурор приехал к ним для личной беседы, а потом и вообще отказались разговаривать на эту тему. Журналист Вермеш, один из вождей популярной газеты «Пер-Дюшен», мне говорил, что мероприятия районных мэрий и отдельных групп рабочих зачастую опережают декреты Коммуны и что с этим необходимо считаться, раз у Коммуны нет пока сильного аппарата. Появление многих декретов, говорил он, предопределено инициативой самих масс, которые заставляют задумываться над вопросами, еще не задержавшими на себе внимания Коммуны. Груссэ с опаской сказал мне, что с течением времени будет все труднее лавировать между инициативой пролетариата и интересами мелкой буржуазии, сейчас еще поддерживающей Коммуну, но которая неизвестно как отнесется к дальнейшему нажиму на нее.

После небольшого разговора в одном из личных кабинетов делегат Комиссии внешних сношений Груссэ и я отправились в официальную приемную, где мы встретили — кого бы вы думали? — Джеккера, вдохновителя мексиканской экспедиции Луи-Наполеона, одного из самых продувных банкиров Европы. Я был удивлен встречей и, повидимому, не сумел скрыть этого. Джеккер весьма сухо со мной поздоровался и сейчас же, не обращая на меня внимания, начал разговор с Груссэ. Их встреча, повидимому, не была первой.

Джеккер настаивал на принятии какого-то своего предложения, превознося с прищелкиванием пальцев выгоды, которые будет иметь правительство Коммуны. Делегат внешних сношений небрежно отмахивался от него, как от назойливого репортера у себя в редакции, и, наконец, спохватившись, вышел распорядиться насчет чаю или кофе. Дворец бывшего Министерства иностранных дел казался вымершим. Негромкая беседа двух служащих в одной из отдаленных комнат разносилась по всему дому. Кабинеты директоров отделений пустовали. Мне даже представилось сомнительным, чтобы делегат внешних сношений имел доступ к шифрам и тайной дипломатической переписке. Саботаж служащих еще продолжался. Делегат внешних сношений сам вешал свое пальто на вешалку и собственноручно писал письма. Вернувшись из разведки за кофе, Груссэ влез на подоконник, чтобы открыть верхнюю форточку в окне.

— Я предлагаю этим ослам опубликовать все архивные материалы мексиканской экспедиции, — сказал мне Джеккер, когда Груссэ не было в комнате, — но они боятся скандала. А что может быть скандальнее самого их правительства?

— Зачем это вам? — спросил я. — Насколько я понимаю, вы один из вдохновителей этой позорной экспедиции, стоившей тридцать тысяч жизней и более миллиарда денег. Я удивлен, что вы на свободе, и думаю, что публикация мексиканских дел не улучшит вашего положения.