Минами издал приказ, запрещающий китайцам передвигаться по железным дорогам, — и, бросив поезда, население страны пошло пешком. Вторым приказом Минами запретил передвижение из уезда в уезд, и пришлых стали карать, как бродяг, шпионов и изменников родины. Тогда Маньчжурия залегла в своих фанзах и притаилась загнанным зверем для смертельного прыжка, в котором было последнее спасение.
Японские армии стояли, оборотясь лицом внутрь страны. Маньчжурия замерла перед их штыками. В декабре полки медленно возобновили прерванный путь на север, к границам Союза. Тотчас позади них обнаружились партизаны. Дивизии вновь обернулись к стране.
Тан полагал, что теперь Минами до осени не предпримет решительных действий, но Чэн не был согласен с ним и переубедил его без труда.
— Потери антияпонского фронта велики, — говорил он Тану, — страна терроризирована, японцы, несомненно, используют передышку для удара по красным. Две-три новых победы на фронте восстановят их положение. — Чэн считал поэтому необходимым неустанно тревожить японскую армию, идя вслед за ней к северу, и писал товарищу Чу Шань-хао, командарму Корейской, чтобы тот не давал японцам отдыха на границах Советского Приморья. Чу Шань-хао медлил с ответом, и теперь с твердыми директивами Тана ехал на север Луза. В день его отъезда пришло известие из Шанхая от Меллера, что Осуда жив и отправлен домой, в Японию, как железнодорожник, пострадавший при исполнении долга. Это было хорошей вестью. Меллер писал еще, что начинались бои и в самом Шанхае. Нападение японцев во многом повторяло их действия в январе 1932 года. Тогда они выступили глубокой ночью, и адмирал Шиозава заявил иностранным корреспондентам, что Чапей будет взят через несколько часов. В бой тогда вошла японская морская пехота, впереди которой с факелами в руках двигались добровольцы из местных японских жителей. Той же ночью японцы бегом вернулись обратно.
Теперь японцы выступали не ночью, а утром и без факельщиков впереди, но тем не менее тоже вернулись бегом к своим позициям. Наступление же их шло по старому фронту — из района Ханькоу, опорной базы японцев в Шанхае, через железнодорожные пути в Чапей, к Северному вокзалу.
Чапей запылал вторично. Но это уже не тот Чапей, что был в 1932 году, и люди его не те.
После 1932 года на месте сметенной с земли снарядами деревушки Цзянвань была построена значительная часть нового китайского города, Большого Шанхая, — ратуша, музей, публичная библиотека, огромный стадион, больницы, парки и первая очередь Цзюганских доков.
«Именно на Цзянвань, — писал Меллер, — японцы и повели свое наступление, рассчитывая, очевидно, уничтожить и новый город и новые доки. Они давно мечтают создать тут свою концессию. Отсюда близко к Усупу, к Янцзи, к морю. Но у нас за это время выросли люди, и они не отдадут Шанхая, хотя бы японцы поставили орудия на всех крышах домов, как они это сделали на крыше японского банка «Нисин».
Наши люди есть везде — и в банке «Иокогама Спеши», и в пароходстве «Нисин» и даже в японском институте естественных наук, на улице Гази, своеобразном Вердене шанхайского театра войны.
Я смотрю на события бодро. Наши солдаты идут на смерть, будто возвращаются домой, а война только начинается и еще не всколыхнула народ до дна.
Есть у нас много честных людей из американцев, французов, англичан и немцев.
Наш интернациональный батальон еще мал, но мы не опозорим его имени даже после геройств интернациональных отрядов в Испании.
А главное же, ребята, в том, что сражаться в городе может только народ и его народная армия. Еще не родились генералы, умеющие сражаться на улицах, где наши китайские фабрики и банки граничат с японскими.
Тут нужна не их стратегия, а наша».
«Война ставит перед нами очень сложные задачи, — заканчивал он. — Штабом командующего армией должен быть плановый экономический отдел. Если создана диверсионная армия, она должна охватить все экономические базы противника, и чем эти базы дальше от фронта, тем они ближе к фронту. Диверсионная армия должна действовать на всех узловых пунктах, точно выбирая объекты своих действий. Пусть Ю Шань командует и Шанхайским диверсионным узлом, а там не сегодня завтра приберет к рукам и диверсионные узлы в самой Японии, и на Малайском архипелаге, и в Сиаме».
Прочтя письмо, Тан вздохнул:
Повидимому, старик Меллер прав, но мы не в силах сейчас взять в свои руки то, что само упадет в них завтра.
Читать дальше