Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 1

Волки часто гонялись за мясным парашютом, отнесенным в сторону ветром, и дежурный летчик, брея землю крылом, нырял в узкие лесные поляны, спеша за волками, пока не загонял их до судорог.

К весне бригада ожидала жен. Жены шли эшелоном и сейчас переваливали Урал.

Рубили здание клуба, детских яслей и многих других учреждений, принятых в культурном быту.

Жен шло три эшелона — авиажены, мотомехжены и лесорубжены. Авиажены направлялись в тайгу, мотомехжены — к озеру Ханка, третьи шли на далекий север, к Шантарскому морю.

По ночам летчики города № 9 слушали радио. Они ловили Харбин, Шанхай, Манилу. В их аппараты часто стучалась тайга.

— У нас мало-помалу и соседи заводятся, — говорил тогда, подмигивая, радист Жорка.

Он дружил с миром и знал всех людей на две тысячи километров вокруг, знал, кто над ним пролетает, и через два дня на третий получал привет от летчика Френкеля, с которым мечтал увидеться.

Жорка и узнал первый, где обретается Женя Тарасенкова.

— Это ты украл Тарасенкову? — спросил он Френкеля.

— Я.

— Куда дел?

— В Хабаровске, учится.

— Врешь.

— Слово даю. Парашютистка будет.

— Скажи, пусть ко мне спрыгнет, для разговора.

— Ладно, посидишь и без нее.

— Смеюсь я. Мы же, знаешь, на холостом положении. Ну, так я сообщу геологам, что нашлась, а то ищут по всей тайге, на уголовное дело сворачивают.

Он сообщил всей тайге, что Тарасенкова благополучно обретается в Хабаровске и что увез ее Френкель.

И получил ответ издалека:

«Скажи твоему Френкелю, пускай переходит на новую трассу, увижу — убью насмерть!»

Кто это был, так Жорка и не дознался, а Френкелю ничего не передал.

Мурусима заканчивал свою инспекторскую поездку, спеша в Харбин. Его последнее письмо являлось полемическим, в той очень осторожной манере, какая всегда была присуща его оперативной тактике.

На заимке никого не было. Поутру должен был явиться проходчик Шарапов, и Мурусима, сдав почту, намерен был в тот же день, но другим, более длинным и сложным путем, посетив еще раз своих резидентов, переправиться на маньчжурскую сторону.

Он считал превосходной свою поездку. Она была проведена тонко, рискованно и дала ценнейшие результаты — классическая поездка для разведчика в возрасте Мурусимы. Несмотря на это, беспокойство, неясное томление и угнетенность, показатели душевного смятения, не оставляли его. Он был как бы влюблен, не зная сам, в кого. Воспоминания о молодых годах являлись ему среди бела дня, и он отгонял их, как знак обиды на жизнь сегодняшнюю.

Он писал, глядя в черную, грязную стену фанзы, по которой бегали тараканы:

«Для человека моей профессии служебная разговорчивость является единственной формой свободного мышления. Принужденные слушать молча или говорить вещи, подсказываемые оперативной работой, мы храним в себе груз обобщений, немногим из которых суждено стать достоянием жизни. Я уезжаю сейчас из России, с людьми которой я связан более тридцати лет, и полагаю, что поездка моя является как бы вторым прохождением моего жизненного пути, ревизией сложившихся взглядов и рабочих навыков, воспоминанием, проделанным ногами, так как я посетил места, знакомые с юности, и людей, известных издавна. Счастье сопутствовало мне — я встретил многих из тех, с кем успешно работал тридцать, двадцать, пятнадцать лет назад, и имел возможность редкую в нашей практике, проверить ранее сделанные оценки характеров, легшие в основу всей последующей моей деятельности, небезуспешной и небесполезной для нашей родины.

Я вспоминаю свои собственные слова, неоднократно приводимые мною в семинарах по разведке в нашей прекрасной академии: «Тот, кто стремится к действиям вызывающим и неприкрытым, рассчитанным на конъюнктурность, мало достоин звания разведчика душ. Истинное шпионство есть искусство, лишенное речи. Оно видит, слышит, осязает, запоминает и обо всем молчит для мира».

Мы ищем редких мгновений азарта, кратких мгновений смелости у отъявленного труса, мгновений ярости у равнодушного, мгновений хитрости у дурака. Эти медные гроши человеческого вдохновения, этот сор мы копим грош ко грошу и иногда находим силы и средства превратить его в государственный капитал.

Наполеон занял Ульм при помощи шпиона Шульмайстера, личности, почти неведомой миру; решение Мольтке повести войска на Седан основывалось на письме из Парижа, случайно раскрывшем маршрут Мак-Магона. Ложное тщеславие полководцев причина тому, что мы не всегда знаем истинных героев их стратегии. Однако при всем этом немцы все же не сумели скрыть, что Танненбергское сражение 1914 года, провозглашенное актом отмщения за разгром тевтонского ордена русскими литовцами и поляками, выиграно благодаря шпионству.