Любовь Воронкова - Беспокойный человек

— А мода, между прочим, неплохая, — обронила она. — Скотину лаской не испортишь.

— Ну да, конечно! — запальчиво возразила Тоня. — Целоваться теперь с ними!..

Ей никто не ответил. В секции наступила тишина, лишь тонкий звон молока о стенки подойников слышался в стойлах.

«Ну, вот и все, — с облегчением подумала Катерина. — Вот и про неизвестного человека забыли…»

Время шло, и дела шли своим чередом. Доярки одна за другой подходили сливать молоко.

— А кто же это в самом деле Наталью-то напугал? — вдруг спросила Прасковья Филипповна. — Узнали или нет?

У Катерины замедлилась дойка, будто руки у нее слегка онемели. В голосе Прасковьи Филипповны слышался холодок, тот самый недобрый, сдержанный холодок, который предвещал большие неприятности.

— Да разве их узнаешь? — возразила Аграфена. — Прибежали да убежали. Да еще, небось, и со смеху потом помирали — вот, дескать, интересную штуку выдумали!

— Ведь в молодости-то все интересно, — тихо добавила пожилая доярка Таисья Гурьянова, — лишь бы что почуднее выкинуть! А мы-то сами бывало…

— Мы — другое дело, — возразила Прасковья Филипповна: — тогда жизнь другая была. Что мы видели? С зари до зари работали, не разгибая спины. А выпадет свободная минута — ну куда? Клубы, что ли, у нас были? Или кино? Или нам лекции читали? Вот и думали тогда, что бы почуднее выкинуть. А уж теперешним-то девушкам так себя вести!.. Жалко вот, что не узнала Наталья, кто там был, — я бы в правление жалобу подала…

У Катерины округлились глаза. Закусив нижнюю губу, она продолжала доить. Вон как дело-то оборачивается! Эх, сколько еще дури иногда появляется в голове! И чего это им с Анкой вздумалось Дроздиху пугать?

Не поднимая ресниц на Прасковью Филипповну, она подошла слить молоко. Подошла и Тоня Кукушкина. И вдруг узкие черные глаза ее блеснули — она тут же заметила красноречивое смущение на простодушном лице Катерины.

— А не спросить ли бы вам насчет ночных-то приключений у Дозоровой? — негромко сказала она Прасковье Филипповне, когда Катерина отошла.

Прасковья Филипповна с укоризной посмотрела на Тоню.

— И все-то ты ищешь, чем бы Катерину зацепить! — сказала она. — Почему?

Тоня повела плечом:

— И не думаю даже! Сами же спрашивали!.. — и отошла, подняв подбородок.

Прасковья Филипповна чуть-чуть омрачилась. Сдвинув светлые брови, она издали глядела на Катерину.

«Неужели она?.. Все равно. Хоть бы и она. Наказывать — так наказывать! Что это за распущенность такая!»

Но Прасковья Филипповна глядела на Катерину и против своей воли любовалась ею, любовалась ее ловкими, спорыми движениями… Она видела, как бурая Малинка лизнула Катерину и как молодая коровка Нежка играла с ней, тихонько поталкивая ее своим тупым, коротким рогом…

«Любят ее коровы… — думала Прасковья Филипповна, и губы ее невольно морщились от сдерживаемой улыбки. — это потому, что она их любит. Скотину не обманешь, нет!.. Доярка всех мер — и по графику впереди и удои по жирности лучше всех… Значит, правильно доит. Усваивает мастерство, наука даром не пропадает… Вот таких доярок и буду подбирать себе на ферму!»

И, уже позабыв, что она только что хотела наказать Катерину, Прасковья Филипповна подошла к ней и ласково спросила:

— Как жизнь, Катерина?

— Жизнь ничего! — ответила Катерина. — Жизнь хорошая!

Тоня приостановила дойку, прислушалась.

«Другим бы за такие выходки так-то попало, а Катерине чего нельзя! Чего ж ей будет плохая жизнь? Дали лучших коров, да и удивляются!»

Корова неловко переступила, слегка задев подойник. Тоня ударила ее по ноге.

— Стой! — закричала она. — Дадут одров [7] Одер — старая изнуренная скотина (корова, лошадь). — надоишь тут — стоять и то не умеют!..

Прасковья Филипповна, услышав этот окрик, поморщилась, словно от боли. И снова обратилась к Катерине:

— А как дела?

— И дела ничего! — весело улыбнулась Катерина.

Она была рада поговорить о делах. Она бы и сама подошла к Прасковье Филипповне, если б не боялась, что начнутся разговоры о вчерашнем… Катерина любила и уважала своего бригадира. Прасковья Филипповна сама учила ее ухаживать за коровами, учила доить. Катерина сначала удивлялась — неужели уж она и корову подоить не сумеет, что ее учить надо? Доила же она раньше! Однако посмотрела Прасковья Филиповна, как она доит, села с нею рядом, взяла ее руки в свои, да и показала, как надо доить:

— Кулаками, кулаками надо брать, касатка. Пальцами не много надоишь, у тебя ведь не одна, а семь… И корове спокойнее и выдоишь лучше.