Владимир Харьковский - Мастерская отца

— Здравия желаем, Борис Сергеевич! — от всей души рявкнул Володька, словно в сердце, где раньше была у него пустота, вдруг появилось, затеплилось то единственное и дорогое, без чего он не мог жить на полном дыхании.

— А-а! — протянул учитель Митя в свою очередь, с веселым любопытством рассматривая своего ученика, столь усердно исполнявшего роль командира взвода. — О-о, Картошкин, вас совсем не узнать — забурели, загорели…

— Кваском балуетесь? — забирая наугад прежний школьный тон, протянул Володька с добродушной улыбкой.

— Угощайтесь! — в тон ему отозвался учитель Митя, протягивая белый запотевший бидончик.

В добросердечном жесте Митькина, в его открытой, извинительной улыбке Володьке почудилось что-то песье, и он сконфузился.

— Да-а, жара! — вновь подтвердил учитель Митя, и плечом утер бритый подбородок. — Тянет, как из паровозной топки… Вы, правда, не стесняйтесь. Я ведь понимаю…

— Спасибо! — наотрез отказался от угощения Володька и, чтобы закончить этот разговор о жаре, погоде, квасе, спросил: — Ну, а вы, Борис Сергеевич, кончили свою учебу?

— Слава богу, отмучился! — сказал о себе, как о покойнике, учитель Митя. — В отпуску вот, прохлаждаюсь, даже не привычно летом, ага. Мы ведь, в депо, все зимой ходили… Ну, а вы-то, что, Картошкин? — с новым напором воодушевления воскликнул он, кивая на книги, которые Володька держал под мышкой. — На военного поступаете?

— Что вы!? — искренне удивился и рассмеялся Володька. — По вашей стезе, на истфак, ага… А чего вы решили?

— У-у-у! — разочарованно протянул учитель Митя. — Я думал, вы военным станете. Что-то в вас серьезное такое, ответственное. Я как впервые вас увидел там, так и подумал, ага.

— Да, это все так, — смутился Володька. — Так. — И снова, приняв деловой заинтересованный вид, спросил бодро: — Ну, а теперь-то вы куда, с дипломом?

— А-а-а! — разочарованно протянул учитель Митя, поставив на асфальт свой белый бидончик, и взялся подробно объяснять Володьке, что в этом году отпуск у него неполный и он будет вместе с третьеклассниками работать на пришкольном участке, на днях выходит, потом ему с первого сентября дадут классное руководство в пятом «б», так как («Кгм-гм, словом, некоторые обстоятельства — была там молодая женщина… Замуж… Ну, и, естественно, сами понимаете, ага…») Потом еще кружок ему дадут…

— Так-так! — машинально отметил Володька. — А, может быть, не надо?.. Ну, понимаете? Вы же и другую работу можете, с дипломом-то работать…

Он мучительно подыскивал нужные слова, стараясь объяснить учителю Мите то, что понял о нем сам, но слова выходили не те, и все выходило — не то. Но учитель Митя вдруг понял почему-то все, засуетился, заговорил в свою очередь путано и длинно, потом протянул Володьке правую руку, на запястье которой висела нитяная сетка с солеными морскими рыбами и хлебом, крепко пожал ему ладонь:

— Всяческих вам успехов, Картошкин, на всех ваших поприщах, ага!

И тут же подхватил с полу свой бидончик, и они с облегчением и радостью побежали каждый своей дорогой.

В механическом цехе ремзавода, куда теперь каждое утро в половине восьмого являлся Володька Картошкин, текла строгая целенаправленная жизнь. Люди здесь были самыми обыкновенными людьми. Их Володька видел на улицах Каменки, в огородах, в коллективном саду и в клубе, но тут их объединяло одно ясное дело, которое называлось буднично и просто — работа.

Потихоньку Володька вникал в заводскую жизнь. В частно-человеческой жизни он узнал, что сосед их по цеху Чалый — пьяница и слабовольный мужик и жена с тещей помыкают им, как хотят, приходят, например, в день получки и отнимают у кассы деньги. К общественной жизни он приблизился неожиданно, враз: прочитал на стенде у проходной бумажку, что в июле ремзавод перевыполнил план на один процент, и все товарищи рабочие, значит, молодцы, ну и загордился. Вот так.

С Орловым они быстро сошлись и часто говорили по душам. И как-то в порыве дружеской нежности Володька сказал ему:

— Хороший ты парень, Коля! Вот только жаль, выпить нам с тобой нельзя.

— Да ну! — неизвестно к чему возразил Орлов.

— Вот тебе и ну! — ответил Володька. — Я же несовершеннолетний, так что сам понимаешь…

— Ну, ты и жук! Все знаешь! — покачал головой Орлов. — Приходи ко мне вечером в общагу, чайку попьем, что ли?

Комната, в которой жил Орлов с товарищами, была рассчитана на двоих, но вот уже несколько лет здесь селились, кроме него, еще двое — Петя Сажин и Хмурый Ваня. Нынче Петя Сажин получил отпуск сразу за два года и поехал к Синему морю, наказав друзьям, если что — шлите денег. Хмурый Ваня в этот раз взял три отгула и поехал в окраинную деревню Барсуки к своему будущему тестю немцу Ивану Иванычу — строить времянку. Ваня рассказывал Орлову, что Иван Иваныч зовет его жить в Барсуки, там можно работать механизатором широкого профиля…