Владимир Харьковский - Мастерская отца

— Так-так-так, — проговорил Орлов, прикидывая что-то про себя. — Ну, а если я, положим, тебе лицевой счет заведу, и сколько ты аванса проешь, то потом вернешь?

Юный Картошкин подумал самую малость и согласился.

— Молодец! — одобрил Орлов. — Четко соображаешь. Толковый из тебя может спец получиться… С течением времени, конечно. — И поинтересовался: — А что же отец денег тебе на прокорм не дает?

— Давал вчера, — ответил Володька. — Да что-то передумал. Говорит, ты мне не медаль на шее, пошел в люди, так и иди… И трояк обратно в карман.

— Ты смотри, как у Алексей Максимыча твоя жизнь! — воскликнул Орлов. — А на трояк он чего, лотереек взял?

— Ага!.. После обеда сосед Сучков в магазин сбегал, пять пузырьков гвоздичного одеколона принес… В дом не зайти, запах гнусный до ужаса.

— Зато комаров отпугивает, — веско возразил Орлов и вздохнул.

Володька Картошкин в столовых бывал редко и теперь, увидев длинную, изнывающую от жары людскую очередь, сразу опечалился. Люди стояли с подносами вдоль длинной алюминиевой линии выдачи разных блюд. Но Орлов ободряюще кивнул ему, и Володька успокоился. И в самом деле, минут так через десять они принесли к свободному столику два полновесных обеда в железнодорожной никелированной посуде: какие-то салаты с зеленым лучком, рассольники, твердые на вид шницеля и бледно-розовые кисели в белых эмалированных кружках.

Юный Картошкин никогда не ел в обед столь разнообразно и обильно, а тут еще пришлось «тянуться» за Орловым, который, несмотря на то, что вовсе не суетился и не стучал столовыми приборами по тарелкам, съел все быстро и теперь ожидал, когда управится со своими порциями его новый товарищ.

Оставшиеся до конца перерыва четверть часа они просидели на улице, в курилке. Под северной стеной цеха было сумрачно и прохладно. Здесь по периметру были врыты в землю деревянные скамейки, а в центре вкопана железная бочка. В темно-синей маслянистой воде плавали размокшие коричневые окурки.

Юный Картошкин сразу же раскрыл перед Орловым пачку махорочных сигарет.

— Не балуюсь! — ответил тот. — И тебе не советую. Бытовая наркомания, чего же хорошего?

— Хорошо, я подумаю, — пообещал Володька и закурил.

За далекой железобетонной стеной ремзавода виднелся березовый лес и труба райцентровской котельной. По пустому двору ветер носил обрывки каких-то случайных бумажек. В стороне, где находился ряд сельхозмашин, пригнанных для ремонта из совхозов, кто-то одиноко и безрадостно стучал по железу.

Орлов подумал о том, что теперь-то он должен отвечать не только за себя и свой станок, но и за Картошкина, которому следует говорить какие-то особенные ободряющие слова, ибо не так проста жизнь, как представляли это Леонид Исакич и участковый. Он понимал, для начала следует сказать что-нибудь общественно полезное, ведь человек принадлежит не только самому себе, но и станку, цеху, заводу… И он сказал:

— Если полюбишь какое-нибудь ремесло, то твоя жизнь станет независимой. Появится перспектива и ясность. Никто не будет приступать к тебе с претензией — окупаешь или нет ты свое место под солнцем. Ты будешь сам себе хозяин…

— Ну да. Как бобик на свободной проволоке! — усмехнулся Володька.

Орлов удивленно вскинул голову: не прост ты, братец, не прост!

Володька в свою очередь понял, что сказал что-то не так, и пояснил: это он исключительно о себе, а не вообще, главное ему сейчас вовсе не ремесло и не перспектива, ему бы только определиться сейчас или через год, или через три, а там все у него пойдет, он уже точно знает — пойдет! А пока у него родитель — алкаш, мать на перепутье с начкаром, братишка маленький….

Мимо них по двору проехал маленький колесный трактор без кабины. Сзади у него был подцеплен толстый железный лист, на котором лежал огромный моток проволоки. Орлов и Володька проводили его задумчивым взглядом, и Володька неожиданно сказал:

— Вообще я книги люблю читать… Ремесло ремеслом, а вот когда читаешь, то жизнь кажется интереснее, чем настоящая… Может, мне и читать ничего не надо, раз я т а к понимаю? Может, я только зря время трачу, как ты думаешь?

Конечно, Орлов должен был сказать Володьке Картошкину: ну-у, что ты! Как это не читать книги. Ведь книги — это… это… Но он задумался и ничего не ответил.

В этот жаркий августовский вечер Володька бежал раньше времени домой из районной библиотеки. Навстречу ему из центра Каменки по мягкому чистому асфальту, нагруженный, словно верблюд в караване, авоськами, сумками, с белым эмалированным бидончиком шествовал учитель Митя.