Ибо настало время сказать, что вестовой баронета Осборна — танцовщица королевского балета Наутилии мисс Гемма Эльслей.
Может быть, после этого читателю захочется вглядеться пристальней в это тонкое, соблазнительное тело, блистающее влажными отсветами под поющим серебром душа, но, увы, поздно: ревнивая простыня, накинутая на него почтительными руками коммодора, уже скрывает его очертания…
Освеженная душем, мисс Эльслей блаженно раскинулась на диване.
Фрэди нежно взял ее руку для поцелуя, но она отдернула ее.
— Погодите, Фрэди… Мне нужно сказать вам несколько неприятных слов.
— Вам не идут неприятные слова, дорогая, — ответил коммодор, пытаясь увильнуть от нежелательного разговора.
— Я думаю, что я тоже не лишена вкуса, Фрэди, и могу соображать, что мне идет, а что не идет. Вы сказали, что вблизи эти деревья имеют грандиозный вид, — пеняйте же на себя за этот разговор. Я желаю видеть эти деревья, желаю видеть людей, говорить с ними… Я сижу вторую неделю, с минуты отплытия, безвылазно в этом вашем стальном инкубаторе, где от жары плавятся мозги. И я заявляю вам, что я хочу на берег. Хочу на берег, вы понимаете!..
Она несколько повысила голос и раздраженно отбросила туфельку с ноги.
Коммодор Осборн развел руками.
— Гемма! Вы хотите невозможного. На берег вам нельзя. Пустить вас матросом я не могу, потому что общество матросов для вас мало удовлетворительно и небезопасно. Появление же ваше в женском облике может вывести всю историю на свежую воду и грозит моей карьере самыми страшными последствиями. Здесь, на корабле, мои офицеры — свои ребята и относятся к вам со всем обожанием, какого вы заслуживаете, но если об этом узнает сэр Чарльз или адмирал Кроузон…
— Я думаю, Фрэди, что сэр Чарльз и адмирал — джентльмены и также не лишены, несмотря на почтенный возраст, способности к обожанию.
Командир «Аметиста» ответил уныло:
— По отношению к вам, конечно! Но ко мне вряд ли. Об этом будет немедленно сообщено рапортом его величеству, и я уеду командовать сторожевым судном на котиковые промыслы лет на пять. А там очень холодно и скучно.
Танцовщица откинулась на спинку дивана, и глаза ее стали похожи на натертые в темноте головки фосфорных спичек. Мальчишески дерзкая голова ее с коротко остриженными синеватыми волосами вырисовалась на лиловой бархатной портьере, как драгоценный профиль геммы, вырезанной на аметисте.
— А мне скучно здесь, в вашей клетке!
— Но, Гемма, разве вам наскучила моя любовь? — страстно сказал коммодор.
— Милый Фрэди! Для того чтобы любить вас постоянно, — от вас нужно иногда отходить. Вы чересчур красивы для мужчины. Когда я долго смотрю на ваше лицо, не видя рядом более простых, неправильных и живых, у меня бывает такое впечатление, как будто меня насильно накормили сахарином. Так что мое желание попасть на берег вызвано вашими же интересами.
Коммодор взволнованно зашагал по каюте.
— Нет!.. Это невозможно, невозможно! — сказал он отчаянным голосом, хрустнув пальцами. — Это совершенно сумасшедшее желание!
Балерина вскочила и подошла вплотную к коммодору.
— Хорошо же, Фрэди, — протянула она нараспев, — я заставлю вас пожалеть о вашем деспотизме и неуступчивости. Неужели вы думали, что меня можно заставить сидеть взаперти на этом скверном корыте, где воняет горелой масляной краской? Больше я к вам не обращаюсь с просьбами. Я сама найду способ добраться до этого запретного берега.
Фрэди неосторожно улыбнулся.
— Я не думаю, дорогая, чтобы это было возможно. Ни одна шлюпка не примет вас без моего приказания.
— Шлюпка? — Мисс Эльслей расхохоталась. — О вы, ягненок! Я плаваю, как рыба. А потом я могу в течение суток так свернуть голову любому из ваших лейтенантов, что он повезет меня на своей спине. Не забывайте, Фрэди, что моя мать креолка.
— Гемма! Я запрещаю вам делать глупости! — сказал коммодор как можно суровее. — Не забывайте, что на судах его величества существует дисциплина…
— Что? Это вы мне говорите? Мне?.. Очень хорошо! В таком случае, сэр, извольте запомнить, что с сегодняшнего дня я сплю в своем помещении с запертой дверью, и это будет продолжаться до тех пор, пока я не буду там.
И мисс Эльслей решительно указала в сторону берега.
— Но…
— Никаких «но»!.. Разговор кончен! Будьте добры, дайте мне со столика, вон там, Стивенсона. Я предпочитаю разговаривать с книгой.
Она взяла книгу и уселась рассерженной белкой в угол дивана.
Читать дальше