Борис Порфирьев: Костер на льду (повесть и рассказы)

Костер должен гореть. Он не может не гореть.

— Слушай, Иванов,— сказал мне Емелин. Я посмот­рел на него. Он стоял передо мной без шинели, в одной гимнастерке, навалившись грудью на лопату. Сзади него до самого горизонта был лед. За горизонт спустилось солнце. Багряная полоска отделяла лед от неба.— Слу­шай, сержант,— повторил он.— Давай-ка порубим лед. Он здесь не очень толстый, но мы отойдем дальше — там он толще. Может, и выйдет что.

Я взял топор. Лед был толстый. Мы вырубили глыбу. Плиты не получилось, но глыба была замечательная. Мы положили ее на снег. Потом вырубили вторую. По­том еще. Мы укладывали их друг на друга, посыпали снегом, и они смерзались. Начало темнеть. Багряная полоска на горизонте потухла. Вспыхнула первая звезда.

Мы торопились. Ледяная крепость из трех стенок высо­той до пояса была готова. Вспыхнула вторая звезда, потом — еще и еще.

— Емелин, кончай. Я один справлюсь. Начинай скла­дывать костер. И следи за сигналом.

Емелин присел над дровами, достал финский нож и стал щепать растопку. Тоненькие-тоненькие лучинки. Такие он, наверное, щепал дома для самовара. Он си­дел на корточках и спокойно щепал лучинки. Я рубил лед и не заметил, как стемнело. Стенки доходили мне уже до плеч.

Я кончил работать и надел шинель. Валенки мои промокли, обледенели и ноги начали зябнуть. Я подо­шел к Емелину. Он подготовил все для костра. Бутылка с горючей смесью стояла рядом с дровами.

— Ну, как? Скоро нам засигналят?— спросил я.

— Да, кажись, скоро,— ответил Емелин.

— Ты оденься-ка, замерзнешь.

Емелин поднялся, подошел к шинели, надел ее, про­тер рукавицей ствол винтовки и поставил к внешней сто­роне ледяной стенки.

— Давай попробуем сначала разжечь маленький,— сказал я.— Чтобы, когда просигналят, он у нас уже горел. Дров хватит на всю ночь.

— И ноги просушим,— заметил Емелин,— ишь ведь как вымок. А о дровах что нам беспокоиться? И на две ночи хватит.

Емелин взял бутылку, открыл ее и вылил смесь на дрова. Я достал спички и поджег лучинки. Растопка вспыхнула, отсвет затрепетал по ледяным стенкам. Кос­тер горел. Мы подтащили к костру все дрова и уселись на них. Я снял валенки, размотал портянки и стал их сушить над огнем. Емелин завернул по самокрутке, и мы закурили. Мы сидели у костра и курили, и я сушил портянки и смотрел в огонь и на стенки, по которым ме­тались отблески и стекали блестящие капельки. Емелин следил за темным небом и ждал ракет. Ракеты иногда взлетали, и зеленые, и красные, но это были не наши. Я просушил одну портянку и валенок и обул левую ногу. Где-то сзади нас послышались голоса. Емелин вскочил, взял винтовку и шагнул в темноту. Я тоже потянулся к винтовке, но кто-то крикнул:

— Сиди, сиди, браток!

Трое парней в белых маскировочных халатах подо­шли с Емелиным.

— Здорово, сержант,— сказал тот же, что кричал из темноты.

Я думал, они спросят документы.

— Что? Сигналите?— спросил все тот же голос.

Ребята подошли к костру и стали греть руки.

— Закурим, что ли?— сказал я.

— Давай. Отчего не закурить.

Потом они встали и поправили автоматы.

— Ну, жгите, жгите, пуще валяйте,— сказал все тот же.— Ох, и дадут жизни сегодня фрицам!

— Да уж будет делов!— ответил я.— Ну, счастливенько.

— Прощевайте.

Они скрылись в темноте. Потом издали все тот же крикнул:

— Вы осторожнее рассиживайтесь-то! Фрицы и тут иногда бродят.

— Ладно уж, давай шагай!— сказал я.

Они ушли. Емелин сел рядом со мной.

— Нет ракет,— задумчиво произнес он.— Скорей бы уж.

— А тебе-то что, не все равно?

— Да спокойнее бы — скорее-то.

Я обул вторую ногу. Портянка была сухая и го­рячая.

— Давай суши и ты ноги,— сказал я Емелину,— а я посмотрю.

Я встал, подтянул ремень, взял винтовку и вышел в темноту. После костра здесь ничего не было видно, и глазам долго пришлось привыкать к темноте. Иногда взлетали ракеты, но все на немецкой стороне. Разно­цветные трассы секли воздух. Я поставил обратно вин­товку и потуже натянул рукавицы. Емелин сидел на дровах и держал над костром портянки. В это время взвились две зеленых ракеты, а за ними — стремитель­но — красная. Они рассыпались звездочками, медленно таявшими в небе.

— Давай, Емелин, жги!— закричал я и, схватив винтовку, выстрелил в небо, туда, где таяли звездочки. Быстрый светлячок впился в темноту. Я пять раз лязг­нул затвором. Еще четыре пули уплыли одна за дру­гой. На КП я доложил, что видел сигнал и что костер горит. Емелин подбросил дров. Костер сначала притух, но потом запылал, и пламя выбрасывалось через стенки. Я смотрел на небо и прислушивался. Небо было спо­койным, обычным ночным небом со звездами, ракетами и трассами. Емелин подбрасывал дрова, пламя лизало ледяные стенки и взвивалось над ними. Я отошел на несколько шагов в сторону немцев и взглянул на наш костер. Пламя было видно... Пошел дальше, пока ледя­ная маскировка костра не слилась со льдом болота. Серое ледяное пространство лежало передо мной. Не­ожиданно на нем вспыхнул наш костер,— видимо, ветер выбросил пламя над стенкой. Я постоял. Пламя вспыхи­вало несколько раз, как только налетал ветер. Я вер­нулся к костру и сел рядом с Емелиным. Он по-преж­нему сушил портянки. Мы сидели молча и ждали, когда появятся самолеты...