На диване маялась дурью беременная Наталья. Лежала на спине, согнув ноги, и читала пособие для практического врача. К изголовью был придвинут журнальный столик, и на нем лежали наручные часы с большой секундной стрелкой. Время от времени Наталья по этим часам подсчитывала пульс.
Муж ее, Василий, чинил транзисторный приемник. В электронике он ровным счетом ничего не понимал, но был глубоко уверен: если каждый проводок пошевелить, подергать, проверить надежность контактов, то что-то выправится и приемник заговорит.
— Тоска зеленая, — произнесла Наталья, прочитав очередную страницу, и потянулась за часами.
Василий отвлекся от работы и, прищурившись, молча посмотрел на жену, на ее устрашающих размеров живот, на синее платье в белый горошек, от которого рябило в глазах.
«Да за что же такое невезение, господи, — подумал он. — У других все по-человечески. Подошел срок — айда в родилку. Раз-раз — и готово… А тут…»
А дело было вот в чем: все сроки давно прошли, еще тринадцать дней назад Наташа должна была стать матерью. Из этих сроков исходил Василий, когда брал очередной отпуск. Жена родит, и он тут же отправит ее к теще в деревню, а сам, не мешкая, не тратя драгоценного времени, уедет к товарищу в Горно-Алтайск. Давненько зовет товарищ, обещает охоту, рыбалку, шашлыки и бочонок выдержанного самодельного вина.
Но жена не могла разродиться, и, похоже, пропадали и утренние зори, и барашек на вертеле, и бочонок вина.
Василий отодвинул от края стола газету, на которой был разложен разобранный приемник, и вытряс из пачки сигарету. Еще совсем недавно Наташа составила бы ему компанию. Но сейчас она люто возненавидела табачный дым, и поэтому Василий каждый раз выходил на кухню и высовывался в окно.
Тротуар закрывали деревья, и летнее буйство тополей, обилие открытого неба успокаивали лучше валерьянки, умиротворяли и пробуждали в душе светлые мысли.
А еще из кухонного окна хорошо просматривались балконы соседей. Что ни балкон — то яркая индивидуальность: один выложен кафелем, другой превращен в спальню, а на некоторых просто стояли пустые бутылки и ведра с мусором. Опрятен был балкон у старушки, жившей под ними, — чистенький, не забитый хламом.
Вот и теперь старушка дремала на своем мягком стуле с высокой гнутой спинкой, и под ногами у нее был сшитый из разноцветных лоскутов коврик. Василий уже знал: когда старушка отдохнет и уйдет в комнату, она унесет с балкона и стул, и коврик. И он всегда думал: тяжко быть на старости лет одиноким, за хлебом сбегать — и то самой.
Как-то Василию понадобилось разменять пять рублей, чтобы ублажить слесаря трояком. Время рабочее, и дома была только старушка. Она открыла и смотрела на Василия, и он должен был дважды повторить свою просьбу.
— А-а, — словно проснулась она, — проходите, проходите.
Василий зашел в комнату и удивился, как чистенько живет бабушка и как современно — мебельная стенка, палас, и даже эстампик на стене. А около открытой двери балкона — знакомый мягкий стул с гнутой спинкой, пестрый коврик и на нем валенки с черными нашитыми задниками.
Старушка тем временем беспорядочно вытаскивала из кошелька рубли, засовывала их назад и никак, наверное, не могла понять, зачем она достала кошелек и для чего перебирает эти бумажки.
Василий увидел ее растерянные глаза, морщинистые руки, сумятицу чувств, отразившихся на лице, и вдруг понял, как невозможно стар этот человек. И каждый благополучно прожитый день для него подобен подвигу. Два года он с Наташей живет в этом доме и ни разу не видел, чтобы к бабке кто-нибудь ходил. Впрочем, время сейчас какое-то странное, даже здороваются жильцы друг с другом случайно, когда уж встретятся глазами и отвернуться неудобно. А в гости друг к другу и подавно не ходят. Иной раз лучше без соли просидеть, но к соседу за щепотью ни-ни…
Днем невозможно жарило, а к вечеру небо обложило тучами. Дождь пошел ночью. Василий проснулся от звонкого дробного перестука капель, бивших в цинковый таз, оставленный на балконе.
Он встал и, пошатываясь спросонья, закрыл балконную дверь. Прежде чем глуше задернуть штору, взглянул на дома напротив, на верхушки тополей. Дома были без единого огонька и еле угадывались в темноте, а верхушки деревьев неистово раскачивало из стороны в сторону.
Читать дальше