Александр Бусыгин - Избранное

…В день получки, часа за два до шабаша, мастер котельного цеха вызвал Степана в контору. Степан расстроился, не зная, зачем он потребовался мастеру, и попросил Гардалова:

— Может, ты, Николай, сходишь?

— Зачем же я пойду, — насмешливо передернул плечами Гардалов. — Мастер зовет не меня, а тебя. Со мной ему разговаривать скучно. Он меня знает. Иди, не бойся…

Мастер встретил Степана приветливо.

— Вот что, голубчик, — заговорил он ласково и мягко. — Вы с напарником работали хорошо. До срока козлы поделали. Я хочу поблагодарить тебя. — Мастер достал из кармана серебряный рубль и сунул его в руку обомлевшего Степана. — Получай и никогда не говори, что мастера — изверги.

— Я не говорю.

— Ты не говоришь — это верно. Но другие говорят, это тоже верно. А ты их не слушай. Ну, иди. Нет, постой на минутку. Своему напарнику не говори, что я дал тебе рубль, — приказал мастер. — А с тобой я еще кой о чем потолкую… в следующий раз. А сейчас иди и работай получше.

Гардалов встретил сияющего Степана подозрительно.

— Чем тебя мастер обрадовал?

— Сказал, что мы работали хорошо.

— Только и всего? — не поверил Гардалов. — И больше ничего не сказал?..

— Да будто ничего. — Степан смутился. Он чувствовал себя неловко. Ведь рубль, который он все время жгуче ощущал в кармане, они заработали вдвоем. Значит — надо Гардалову отдать полтинник.

«…Гардалов холостяк, а у меня семейство. А главное дело — мастер приказал не говорить о рубле. Как же быть?» — Степан молчал, не зная, как выйти из неприятного положения.

От Гардалова не ускользнула перемена на лице Степана, и он спросил настойчиво:

— Ты скажи, за что он тебя распекал?

— Он не распекал.

— Отчего же ты потускнел?

— О другом подумал, — твердо ответил Степан, окончательно решив не говорить Гардалову о подарке мастера.

После шабаша они вместе направились в свой цех за получкой. Очередь к кассиру была большая.

— Становиться нам, пожалуй, не стоит, — предложил Гардалов, — все равно после нас никто не придет.

— Это верно, — согласился Степан. И они уселись в сторонке, на струганых досках.

В очереди было тихо. Будто мастеровые стояли не за получкой, а пришли отдать последний долг дорогому покойнику.

Через окна конторы был виден чистенький кассир, с гладко прилизанной прической и маленькими усиками, закрученными тоненько и на концах острыми, как иголки. Рядом с ним сидел тучный, мрачный стражник. На столе ровными пачечками лежали кредитки и горка серебра. Стражник все время тянулся к деньгам жадными глазами, и казалось — зазевайся кассир, — он их сграбастает и убежит.

По цеху взад и вперед прогуливался жандарм, держась в стороне от очереди. Был он высокий и стройный, с плотным, начисто выбритым лицом и строгими, вразбег, усами. Одет он был в суконный темноголубой мундир и синие диагоналевые брюки, вправленные в сапоги, начищенные до солнечного блеска, на сапогах строго позвякивали шпоры. От шеи, через всю широкую грудь жандарма, к правому боку, где на кожаном ремне была пристегнута кобура с револьвером, протянулся толстый оранжевый шнур.

В очереди, у самого окошечка кассира, кто-то зашумел.

Жандарм насторожился и убыстрил шаги.

— Что это в самом деле?! — кричал кровельщик Кузькин. — Половину получки украли!

Жандарм вежливо взял его за руку, отвел от окошечка, посмотрел на Кузькина в упор и, разглаживая свои усы, спросил спокойным голосом:

— Получку получил?

— Получил, — сразу присмирел Кузькин.

— А кто тебя обокрал?

— Штрафы.

Жандарм улыбнулся.

— Ну, так это ты, братец, сам себя обокрал. Иди-ка смирненько домой. А завтра утречком приходи и начинай работать лучше. — Жандарм проводил Кузькина до ворот и предупредительно открыл калитку. — Иди с богом.

— Видал? — тихо спросил Гардалов Степана, легонько толкнув его локтем.

— Видал, — еще тише ответил Степан.

— Теперь Кузькин с горя всю получку пропьет. — Гардалов зло сплюнул сквозь зубы и вызывающе посмотрел на жандарма.

Жандарм, выпроводив Кузькина, опять спокойно прогуливался по цеху, заложив руки за спину, и Гардалова не замечал.

К Степану подошел плотник Федотов и попросил фуражку.

— Зачем она тебе?

— Мне до завтра. А я тебе свою дам.

— Да зачем же?

— Я, понимаешь, в трактир хочу забежать. А у проходной будки жена сторожит. Она меня по фуражке из тыщи народа узнает. Дай, Бесергенев!

Фуражка Степана была много хуже, чем у Федотова, и он больше не стал упираться: «Если напьется и потеряет, я в убытке не буду»…