Виктор Некрасов - Рядовой Лютиков

Помкомвзвод направление написал, но тут как раз подвернулась какая-то срочная работа, и Лютикова оставили сторожить блиндаж.

Прошло еще несколько дней. Во взводе у меня выбыло сразу три человека и осталось четыре вместе с помкомвзводом. Командир взвода две недели уже как лежал в медсанбате. А работы как раз подвалило. Немцы разбили НП, и надо было в одну ночь его восстановить. Помкомвзвод, усатый, деловитый и сверхъестественно спокойный Казаковцев, пришел ко мне и говорит:

– Разрешите Лютикова на ночь взять. Майор велел в три наката НП делать и рельсами покрыть. Боюсь, не управимся.

– А он что, выздоровел?

– А бог его знает. Молчит все. Курить, правда, сегодня попросил. А раньше не курил. И обедать вставал.

– Что же, попробуй.

Под утро я пошел посмотреть, как идут дела. Бойцы кончили укладку наката и засыпали его снегом. Казаковцев потирал руки.

– Управились-таки, товарищ инженер. В самый раз, в обрез.

Я спросил, как Лютиков. Казаковцев поморщился.

– Никак. Возьмет бревно, полсотни метров перетащит – и как паровоз дышит.

– Завтра же в санчасть отправить. Пускай там решают. Толку не будет.

– М-да… Сапер не стоящий. Жидок больно.

На обратном пути мы зашли на КП третьего батальона – начался утренний обстрел. Решили пересидеть.

Здоровенный, краснолицый, в кубанке набекрень, Никитин, комбат-три, распекал своего начальника штаба:

– Начальник штаба называется. Адъютант старший… Бумажки все пишешь, донесения. Ты понимаешь, инженер, третий раз приказ приходит – пушку эту сволочную подавить. Под мостом. А он и в ус не дует. Бумажки все пишет. Я целый день на передовой, Крутиков тоже. А он сидит себе в тепле да по телефону только: «обстановочку, обстановочку». Вот тебе и обстановочка… Дохнуть не дает пушка окаянная.

Пушка, о которой говорил Никитин, давно уже не давала ему покоя. Немцы каким-то чудом втащили ее в бетонную трубу под железнодорожной насыпью и днем и ночью секли никитинский батальон с фланга. Подавить ее никак не удавалось. Боеприпасов в полку было в обрез, а десяток выпущенных по ней снарядов не причинил никакого вреда – стреляла себе и стреляла. Только сейчас Никитин вернулся от командира полка после солидной головомойки и не знал, на ком сорвать злость. А начштаба сидит себе и крестики рисует.

Никитин набросился на меня:

– Тоже инженер называется… В газетах про вас, саперов, всякие чудеса пишут – то взорвали и то подорвали, а на деле что? Землянки начальству копаете.

Он встал, выругался и зашагал по блиндажу.

– Набрал себе здоровых хлопцев и трясется над ними… Снимут три-четыре мины и сейчас же домой.

Он остановился, сдвинув кубанку с одного уха на другое.

– Ну ей-богу же, инженер… Помоги чем-нибудь. Вот тут вот сидит у меня эта пушка, – он хлопнул себя по шее. – Долбает, долбает, спасу нет. Снарядов не хватает, подавить нечем… Ну, посоветуй хоть что-нибудь.

– А что я тебе посоветую?

– Ну взорви ее, сволочь проклятую. Ты же сапер. Дохнуть ведь не дает. Честное слово…

В голосе его проскочили какие-то даже жалобные нотки.

– У меня всего три человека, сам видишь. Пропадут – что я делать буду? Ты ж мне не пополнишь…

– Ну одного, одного только человека дай. А помощников я уж своих выделю. Общее же дело, не мое, не личное.

– Где я тебе этого одного достану? Трех вчера потерял. Куница в медсанбате, сам знаешь.

– А эти? – Он подбородком кивнул в сторону угла, где сидели и курили саперы.

– Эти мне самому нужны. Один – минер, другой плотник, третий печник. Вот и все.

– А четвертый? Связной, что ли?

– Не связной, а так… Консервами отравился.

– Знаем мы эти консервы. – И повернувшись к саперам: – Кто объелся, сознавайся!

Лютиков встал.

– Подойди, не бойся.

Лютиков подошел. Нескладный, неестественно толстый от надетой поверх фуфайки шинели, он стоял перед Никитиным, расставив тонкие, до самых колен обмотанные ноги, и ковырял лопатой землю.

– Что же у тебя болит? А?

Лютиков недоверчиво посмотрел на комбата, точно не понимал, чего от него хотят, и тихо сказал:

– Нутро.

– Так и знал, что нутро. Всегда у вас нутро, когда воевать не хотите.

Лютиков поднял голову, внимательно, не мигая, посмотрел на Никитина, пожевал губами, но ничего не сказал.

– Ну, а пушку подорвать можешь?

– Какую пушку? – не понял Лютиков.

– Немецкую, конечно. Не нашу же…

– А где она?

– Ты мне скажи, можешь или нет. Чего я зря объяснять буду.