Виктор Некрасов: В родном городе

– А зачем вам надо на тетю Шуру смотреть? – спросил он.

– Да просто так, хочется.

– А ее столик вы знаете какой?

– Какой столик? – не понял Николай.

– Как какой? У всех тут есть столик. Показать?

– Ну, покажи. Или нет: я сам угадаю. – Николай оглядел кухню. – Вот тот? Да?

– Ага. А откуда вы знаете?

– Угадал.

Николай подошел к столику. Он был очень чистый, опрятный, покрыт свежей клеенкой. Стояло несколько кастрюлек, повернутых вверх дном, горшочек с солью. Справа, на приделанной к стенке полочке, тоже покрытой клеенкой, лежало мыло, две зубные щетки и бритвенный прибор с помазком.

– А это чье? – спросил Николай.

– Что? Щеточки? Красная – тетя Шуры, а желтая – дяди Феди. Нельзя ж одной щеткой чистить зубы, правда?

– Нельзя, – сказал Николай и подошел к окну. – Конечно, нельзя.

Внизу, на дворе, двое парней пилили дрова. Несколько минут Николай следил за мерно раскачивающимися фигурами, потом, не оборачиваясь, спросил, давно ли дядя Федя здесь живет.

– Как давно? – удивился Вова. – Всегда. Мы из Уфы приехали, он уже жил… Вы умеете в крестики и нолики играть?

– Нет, не умею.

Николай провел рукой по шелковистым Вовиным кудряшкам и направился к выходу.

Очень молоденькая и очень тоненькая сестра с подхваченными марлевой косынкой волосами сидела у окна в приемном покое и читала растрепанную, пухлую книгу.

– Вам надо еще в центральный распределитель сходить, – сказала она, взглянув на Николая и не притрагиваясь к протянутым ей бумагам.

– Зачем? – спросил Николай. – Мне сказали прямо в Окружной госпиталь идти.

– Нет, у нас так не принимают. Обязательно нужно через распределитель. – Она посмотрела на него снизу вверх и чуть-чуть улыбнулась. – Ведь вы с фронта, да?

– Так точно, – ответил Николай.

– С фронта все через распределитель. Это на Красноармейской, пятьдесят шесть. У нас только по направлениям Округа.

Он молча взял свои бумаги и стал запихивать их в планшетку.

– Простите, – сказала вдруг девушка, – дайте мне их на минутку.

Она вышла и почти сразу же вернулась.

– Знаете что? – Она глянула на часы. – Сейчас начало девятого. В десять часов придет майор Свешников. С ним всегда можно договориться. Приходите к десяти.

– Спасибо.

– Температура у вас нормальная?

– Спасибо. Нормальная.

Николай кивнул головой и вышел.

На перилах госпитального мостика, у массивных в виде арки ворот, – госпиталь был старинный и походил больше на крепость, чем на лечебное учреждение, – сидели, болтая ногами и покуривая, раненые.

– Эй, браток, с какого прибыл? – крикнул кто-то из них, но Николай не расслышал и молча прошел мимо.

– Не приняли, должно. В распред послали. Всех они в распред посылают…

Дойдя до старого вала, Николай остановился. Солнце садилось, и сквозь зелень тополей был виден город, освещенный косыми лучами. В воздухе пахло мятой, свежескошенным сеном. Где-то неподалеку, совсем как в деревне, грустно мычала корова. Стоял ясный, тихий августовский вечер.

Николай вынул кисет и сел под тополем. Это был старый, раскидистый, потерявший свою былую стройность тополь.

Прямо под валом расстилалось зеленое поле стадиона, а за ним, невероятно рельефные и четкие в вечернем освещении, громоздились друг на друга дома среди густо-зеленых, кое-где только начавших золотиться осенних садов. Чуть правее ярко-белым пятном на фиолетовом вечернем небе выделялась колокольня Софийского собора. Левее крепкой, точной линией вырезывался горизонт с разбросанными маленькими построечками на пологих холмах и почти черной линией дальних лесов.

Отсюда, с высоты, совсем не было видно, что город разрушен. Он казался таким, каким был всегда, каким помнил его Николай пять, десять лет тому назад. Только купол на соборе был тогда не красным, а золотым и стадион не имел такого заброшенного вида, как сейчас.

Солнце давно уже село, погас крест на колокольне, город стал плоским и расплывчатым, только линия горизонта по-прежнему четко и ясно огибала его. Подул легкий ветерок. Зашумели тополя.

Николай посмотрел на часы. Было всего лишь девять часов. Он встал, отряхнул траву с брюк и пошел вниз по Госпитальной улице.

Улица упиралась в базар. Несмотря на поздний час, торговля шла полным ходом. Иногда где-то раздавались милицейские свистки, и торговки, подхватив свои корзины, забивались во дворы, но через минуту все опять выползало на улицу и растекалось среди рундуков и киосков.