И еще она знала, что Павел часто даже в воскресенье занят до половины дня. Если приезжает, то только под вечер, и вид у него измученный, и говорит он потухшим голосом . О своем институте, о товарищах по институту он ничего не говорил. Иногда Ася думала: когда они познакомились, он просто похвалился, что учится, а теперь стесняется сказать, что похвалился. Правда, он один раз обмолвился про стипендию, другой раз про общежитие. А больше ничего про институт не говорил. Но Ася не спрашивала. Из гордости. И потому, что ей было все равно: он ей очень нравился. И, может, он где-нибудь в таком месте учится или работает, о котором не полагается много говорить.
Однажды она случайно встретила Павла в городе: приехала в центр покупать подарок матери к дню рождения. Павел был не один. С ним был бледный толстощекий парень с соломенно-желтыми волосами и таким же соломенно-желтым портфелем. Павел смутился, но сказал, как всегда, тихо и вежливо, только обращаясь к ней, как прежде, на «вы»:
— Здравствуйте. Познакомьтесь, пожалуйста. Моя знакомая. Мой... — он помолчал, — мой однокашник.
— Добровольский Григорий, — сказал желтоволосый, сильно окая на каждом слоге своей длинной фамилии.
— Ася Конькова.
— Анастасия или Анна? — спросил Добровольский, слабо пожимая Асину руку мягкой белой рукой, с которой он снял перчатку, такую же желтую, как его портфель и его волосы.
Было неприятно, как внимательно оглядел этот человек Асю: ее берет, ее новое бобриковое пальто, которое она надела, хотя было еще холодно, ее старенькие ботики. Было странно, что он спросил про ее имя то же самое, что когда-то, в первый день знакомства, спросил Павел.
— Просто Ася, — ответила она.
— А мы путешествуем по магазинам, — объяснил Григорий. — Вытащил этого книжника и сидня. А ваш путь куда? Тоже за покупками? Тогда последуем вместе.
Асе показалось, что Добровольский заметил смущение Павла, обрадовался ему и теперь смотрит на них в упор приглядывающимися светлыми глазками.
Но в первом же магазине он про них забыл. Он протиснулся к прилавку, начал громко читать цены, обозначенные на этикетках, расспрашивать в одном отделе, когда ожидают польские долгоиграющие пластинки, в другом — когда поступит телевизор «Рубин-102», стал листать паспорта, разложенные на прилавках, прицениваться к проигрывателям и радиолам. Потом он вдруг увидел огромный радиокомбайн, воскликнул, уже не окая: «Колоссально!» — и ринулся к нему. «И недорого! А отделка какая! Орех!» И, сняв перчатку, Григорий нежно погладил белой рукой полированные стенки радиокомбайна. В другом магазине желтоволосый впился в настольные часы на мраморном цоколе — часы были похожи на маленький надгробный памятник, — стал допытываться у продавца, какой они марки, дается ли на них гарантия, на какой срок, а потом выразил желание послушать бой.
— Уйдем, — сердито предложил Павел.
— Неудобно, — ответила Ася, хотя Григорий, наверно, не заметил бы их ухода. Он примерял часы в золотом корпусе и сыпал вопросами: «Стрелки светятся?», «Корпус антимагнитный?», «Камней сколько?» Но Ася уходить не хотела: ее заинтересовал и встревожил странный знакомый Павла.
Все-таки он оторвался от часов.
— Ох, есть в Москве что купить, есть! — сказал он, когда они вышли из магазина. — Были бы только деньги... — И его светлые глазки даже потемнели от волнения.
— Пустое занятие, — раздраженно и презрительно сказал Павел.
— Я же говорю, что ты книжник. Сегодня оно для нас пустое, а в скором времени будет не пустое. В старину говорили так: в двадцать лет ума нет — не будет; в тридцать жены нет — не будет; в сорок лет денег нет — не будет. По первому пункту мы с тобой, смею надеяться, меры приняли, по второму, — он снова скользнул глазками по Асе — от берета до ботиков, — примем всенепременно. Да и время к тому идет. А про третий... про третий я сейчас вам все объясню.
Но объяснить он не успел. Его привлекла еще одна витрина, и, когда Павел сердито сказал, что никуда больше заходить не будет, Григорий, рассеянно попрощавшись, устремился к двери комиссионного.
— Это твой товарищ? — удивленно спросила Ася.
— Знакомый, — неохотно ответил Павел.
— Мне показалось, вы учитесь вместе.
Павел промолчал. И она опять не обратила на это внимания. Мало ли почему у Павла может быть противный знакомый! Не хочет говорить — не надо.
...Все началось в прошлое воскресенье. Коньковы сидели на кухне за завтраком.
Читать дальше