Лев Кассиль - Том 1. Кондуит и Швамбрания. Вратарь Республики

Это начинают падать на пол металлические или плексигласовые номерки из гардероба.

Дело в том, что одним из самых величайших несчастий, которые могут мниться моим слушателям, представляется потеря номерка от сданного пальтишка или шапки. Как в таком разе вернуться домой?! И большинство предпочитает держать номерок в руке – так вернее. И вот сначала у слушателей открываются широко глаза, потом рты и, наконец, ладони. И когда в зале падают гардеробные номерки, я спокоен: всё в порядке, слушают внимательно.

…Не стоит обижаться на читателя, если он не твёрдо заучил фамилию автора. В фамилии какой толк?.. Важнее, чтобы он запомнил книгу.

Как-то я, ожидая начала киносеанса, сидел на скамейке у одного из перекрёстков больших аллей столичного Парка культуры и отдыха имени Горького. Сидел, читал газету. Солнце светило из-за спины. И вдруг оттуда наползли две тени. Одна длинная, другая покороче. Не оглядываясь, я пригласил:

– Ну что вы там хоронитесь на задворках? Заходите с парадного крыльца.

Передо мной появились две школьницы. Коротенькая сказала:

― Здравствуйте. Мы вас знаем.

– Очень хорошо. А откуда вы меня знаете?

Тут вдруг обе сметались – по-видимому, забыли, как меня величают.

– Вы… этот… – пробормотала высокая. – Вы… Кондуит.

Коротенькая сердито дёрнула её за юбку и поспешно поправила:

– Лев Кондуит!

А сколько раз уже приходилось мне при встречах где-нибудь в школе слышать:

– Здравствуйте, Лев Швамбраныч!..

Но однажды получилось и так. Мы с Сергеем Михалковым приехали в 22-й детский дом Москвы за Таганской площадью, чтобы принять шефство над ребятами. Мы немножко опоздали, и детей уже уложили на ночь. Однако директор детдома, симпатичная и радушная женщина, предложила нам пройти в одну из спален, где ребята постарше ещё не заснули.

– Ну вот, мальчики, – с некоторой торжественностью объявила директор, вводя нас в комнату и зажигая свет. – Видите, писатели не обманули вас. Они приехали. Вы их, конечно, все хорошо знаете. Вот это кто? – Она показала на Михалкова. – Это Сергей… Ну?..

– Михалков, – ответили из разных углов.

– Правильно, – сказала директор. – А это? – Она указала на меня. – Это… Лев…

– Толстой! – послышалось из-под нескольких приподнявшихся одеял.

…Заканчиваю одну из читательских конференций в районной детской библиотеке.

– Ну, про что же ещё вам написать, ребята? Поднимается, вытянув руку вверх, мрачноватый паренек:

– Напишите про Робинзона Крузо.

– Погоди, дорогой мой… Ведь это когда ещё книга написана! Зачем же ещё раз писать?

– Ничего. Вы напишите сами ещё раз. А то у нас в библиотеке только один экземпляр, и нам на дом не дают.

А после читательской конференции по трём моим книгам, когда я уже выходил из школы, какой-то мальчонка, всё время скромно следовавший за мной в некотором отдалении, вдруг, видно, решился, забежал вперёд, обернулся и, обмирая от уважения, спросил:

– А это, значит, про чего мы обсуждали, вы все сами написали? Здорово! – Помолчал мечтательно, зажмурился, мотнул головой и добавил убеждённо: – Сейчас, как домой приедете, ещё про чего-нибудь напишете?.. Да?

И было видно, что он ясно представляет себе: вот вернусь домой, сниму пальто и шляпу, сяду за стол, выну чистую бумагу, обмакну перо – и пошло!

Вот бы правда так!

После большого авторского утренника в Доме пионеров:

– Лев Абрамович! А вам самому нравится, как вы пишете?

Чистосердечно признаюсь, что не всегда нравится. Объясняю, что в стране, где так уважают книгу, где миллионы людей стали отличными читателями, хочется писать гораздо лучше!..

Тогда меня вдруг начинают деликатно утешать:

– Ну, уж не так совсем, Лев Абрамович… Другие есть, ещё хуже пишут…

Но как-то в одной из школ я пережил действительно неприятные минуты. Предложил ребятам задавать мне вопросы, говорить откровенно, начистоту… И вдруг один мальчонка встаёт и обращается ко мне:

– Лев Кассиль! А почему вы так плохо пишете?

Тут я, признаться, растерялся…

– Что же тебе, собственно, так не понравилось в моих писаниях?

– А к нам одна лекторша приезжала, про вас делала доклад. И привезла ваши листочки – рукопись, что ли? Показывала, как вы пишете. Все перечёркано. Не разберешь ничего…

Подходит к концу мой утренник в одной из крымских школ. Обо всём уже поговорили, собираюсь распрощаться.

– Ну, больше никаких вопросов ко мне у вас нет?

Голос из зала:

– Какого года вы рождения?