Лев Кассиль: Том 5. Ранний восход. Маяковский – сам

– Это, может быть, ты проснулся, а я и не спал вовсе! – не выдержал Коля.

– Как же не спал, когда приснилось? – крикнули из-за забора.

– Неправда! – горячо сказал Коля, шагнув к забору. – И не угадал нисколько. Вовсе не во сне я это видел.

– А где же это с тобой было?

Коля посмотрел на забор и твердо, внятно сказал:

– Ну честное же слово, я это сам придумал.

– Конечно, это же понарошку… Глупый какой! – подтвердила Катюшка.

Да, Коля давно уже придумывал разные истории о путешествиях, о поездах и кораблях. Они так и назывались дома – «придумки». Так их назвала мама, слушавшая Колины истории с не меньшей охотой, чем Катя или Женьча. И, рассказывая эти «придумки», Коля дома цветными карандашами рисовал маленькие, немногим больше почтовой марки, картинки, утоляя жажду видеть своими глазами все то, что происходило в «придумках».

Хозяйственная Катюшка собирала в коробочку эти маленькие картинки брата, на которых умещались и необыкновенные деревья с листьями больше дома, и море, похожее на грядки в огороде, и солнце, курчавое, рыжее, как Женьча.

Но сегодня, когда Коля стал рассказывать новую «придумку» о поезде, который туманным утром подошел к станции, когда он прутиком начертил железнодорожные пути, на песке произошло маленькое чудо. Коле показалось, что он вдруг догадался о чем-то таком, что раньше казалось ему непонятным. Открытие так поразило его, что он поскорее стер, затоптал ногой рисунок на песке. Ему было уже не до рассказа. Хотелось скорее побежать домой, уединиться и повторить это чудесное открытие на бумаге. Рассказ уже не вязался, и Коля даже обрадовался, когда мама, открыв окно, позвала его и Женьча мрачно сказал: «Иди! На музыку тебя».

Правда, устроиться рисовать сейчас Коле, конечно, не позволили. Полгода назад у него был обнаружен «почти абсолютный слух», как сказала знакомая учительница музыки, и мама повела его тогда экзаменоваться в музыкальную школу Киевского района. Он там всем на экзамене очень понравился – стройненький, светлобровый, с удивительно яркими иссиня-голубыми глазами, как-то по-особенному накапливавшими свет и внимание под темными ресницами, с пепельно-золотистым хохолком, который торчал над макушкой, как ни приглаживали его дома все, начиная от слюнявившей пальчик Катюшки и кончая папой, орудовавшим щеткой…

Его приняли в школу. И вот теперь Коля должен был каждый день не менее часа, а то и двух играть на рояле гаммы, упражнения, в чем ему очень сочувствовал Женьча, который никак не мог понять, зачем надо часами дрынчать одно и то же, если при этом человек до сих пор еще не научился играть даже «Светит месяц, светит ясный».

Дома папа, Федор Николаевич, и мама, Наталья Николаевна, художники по текстилю, расписывали красками какую-то материю, натянутую на большую легкую раму. Коля знал, что сегодня папа с мамой работают по заказу театра. Стол и стулья возле них были заставлены банками, плоскими жестянками, склянками, из которых торчали кисти. В комнате носился особый запах спирта, красок, парафина, к которому уже давно привык Коля и полюбил его. Это был влекущий к себе, заманчивый, рождающий чувство сладкого сыновнего восторга дух родительского труда, залах работы и знак дивного уменья, которым владели отец и мать, наносившие цветные буквы, яркие, веселые узоры на туго натянутую материю. Это был запах дома, столь же родной, как пушистый мамин затылок, который Коля каждый раз, изловчившись, целовал, когда мама приходила проститься с ним на ночь и наклонялась над кроватью; такой же необходимый, как папины ответы перед сном на вопросы, накопившиеся за день; такой же знакомый, как срывающийся топоток толстых Катькиных ножек на лестнице – с остановкой обеими на каждой ступеньке; не менее привычный, чем шершавое мурлыканье черной кошки Ваксы, задевающей поднятым упругим хвостом поочередно ножки всех стульев.

Пестрые, красивые узоры умели придумывать и рисовать папа с мамой. По этим рисункам на текстильной фабрике делали материю. И как горд был Коля, когда замечал на ком-нибудь из прохожих знакомую расцветку ткани!

«Мамочка! А я опять сегодня видел на одной тете твою кофточку… как ты в прошлом году рисовала! – радостно сообщал он матери. – Я сразу те завитушечки узнал!»

Само слово «работа» было для Коли обязательно и нерасторжимо связано с тем, что делали родители. И в семье любили вспоминать, как совсем маленьким, услышав, что соседи, бухгалтер и инженер, пошли на работу, он удивился: «А где же у них кисточки?» Ибо работать – это, в Колином представлении, значило действовать кистью…